пленкой воды и воздухом, кружащемся в солнечном свете среди тьмы. А на поверхности этого шарика все его население жило многие поколения в поте лица и слепоте, лишь иногда веселясь и обзаводясь ясностью духа. И вся его история, с ее миграциями, империями, философиями, гордыми науками, социальными революциями, растущим стремлением к единению была не более чем искоркой в жизни звезд.
Знать бы только, есть ли среди этой мерцающей бесконечности где-либо другие шарики из камня и металла, является ли робкий человеческий поиск мудрости и любви одиноким и незначительным всплеском или же частью вселенского движения!
2. Земля среди звезд
Мрак над головой рассеялся окончательно. От горизонта до горизонта небо представляло собой беспрерывную звездную россыпь. Две планеты смотрели, не мигая. Самые яркие из созвездий заметно проявляли свою индивидуальность. Четырехугольные плечи Ориона и его ноги, его пояс и меч, Большая Медведица, зигзаг Кассиопеи, неразлучные Плеяды – все они были отчетливо видны на темном небе. Млечный Путь – расплывчатых очертаний обруч света, опоясывал небо.
Воображение дорисовало то, чего не могло различить зрение. Мне казалось, что когда я смотрю вниз, то вижу сквозь прозрачную планету, сквозь вереск и сплошной камень, сквозь погребенные захоронения исчезнувших видов, сквозь потоки расплавленного базальта и дальше, в земное железное ядро; потом еще дальше, все еще как будто бы вниз, сквозь пласты, океаны и земли южного полушария, мимо корней эвкалиптов и на ноги перевернутых антиподов, сквозь их голубой, пронизанный солнечными лучами дневной купол, и дальше в вечную ночь, где солнце и звезды вместе. Ибо там, головокружительно глубоко подо мной, подобно рыбам в глубине озера, лежали другие такие же созвездия. Два небесных купола были сплавлены в единую полую сферу, населенную звездами, черную, даже несмотря на ослепительное солнце. Молодая луна была как дуга сияющей проволоки. Вселенную опоясывал замкнутый обруч Млечного Пути.
Ощутив странное головокружение, я посмотрел в поисках опоры на маленькие светящиеся окна нашего дома. Они были на месте; как и весь пригород и холмы. Но сквозь все это сияли звезды, будто все земное было сделано из стекла или какой-то более прозрачной, более эфирной стекловидной материи. Церковные часы едва слышно начали бить полночь. Первый удар прозвенел слабо, будто бы удаляясь.
Воображение перешло на новый, странный уровень ощущений. Переводя взор от звезды к звезде, я больше не видел небо как сверкающие алмазами потолок и пол, а видел его как бездну позади сверкающего бесчисленного множества солнц. И хотя по большей части хорошо заметные и знакомые небесные светила выступали как наши ближайшие соседи, некоторые яркие звезды были, очевидно, на самом деле далекими и мощными, тогда как другие тусклые лампочки были видны исключительно потому, что они очень близко. Со всех сторон пространство было переполнено целыми роями и потоками звезд. Но теперь даже они казались близкими, потому что Млечный Путь отступил на несравнимо большее расстояние. И сквозь бреши в его ближайших частях были видны анфилады светящихся туманностей и глубокие дали звездных народов.
Вселенная, в которую меня поместила судьба, была вовсе не усеянной блестками камерой, а лишь смутно угадываемым вихрем звездных потоков. Нет, больше! Вглядываясь между звезд во внешнюю тьму, я видел слабые блики и крапинки света – другие такие же завихрения, такие же галактики, редко разбросанные по пустоте, бездна за бездной, так далеко друг от друга, что даже полет воображения не мог найти пределов космической, всеобъемлющей галактики галактик. Эта вселенная представлялась мне как пустота, в которой, подобно редким снежинкам, плавали другие вселенные.
Когда я вглядывался в бесконечную даль этой вселенной, мне казалось, я видел ее своим гипертелескопическим воображением как множество солнц; и возле одного из них обращалась планета, а на темной стороне той планеты был холм, на котором сидел я. Некоторые астрономы уверяют, что в этой беспредельности, которую мы зовем космосом, прямые лучи света уходят не в бесконечность, а возвращаются в итоге к своему источнику. Но при этом я вспомнил, что если бы мои видения зависели от физического света, а не от света воображения, то лучи, облетевшие «вокруг» космоса, показали бы не меня, а события, случившиеся задолго до того, как образовалась Земля или даже Солнце.
Но вот, отвлекшись от этих бесконечностей, я вновь обратил взор к занавешенным окнам нашего дома, который, хоть и пронизан светом звезд, для меня все равно был более реальным, чем все галактики вселенной. Но наш дом исчез, вместе со всем пригородом, холмами и морем. Сама земля, на которой я сидел, исчезла. Вместо этого подо мной простирался иллюзорный мрак. И я сам, казалось, был лишен своего тела: не мог ни видеть, ни дотронуться до собственной плоти. А когда хотел пошевелить конечностями, ничего не происходило. У меня их не было. Привычные внутренние ощущения моего тела и головная боль, давившая на виски с самого утра, уступила место смутно ощутимой легкости и веселости.
Осознав эти изменения, произошедшие со мной, я подумал, а не умер ли я? Может, я как раз перехожу в некую совершенно непредвиденную новую действительность? Такая банальная возможность сначала возбудила меня. Потом, с неожиданным ужасом, я понял, что если действительно умер, то больше не смогу вернуться в свой драгоценный, цементирующий атом общества. Сила этого разочарования шокировала меня. Но вскоре я успокоил себя мыслью, что на самом деле не умер, а просто вошел в какой-то транс, из которого могу выйти в любую минуту. И потому решил не беспокоиться по поводу этой загадочной перемены. Я решил с научным любопытством понаблюдать за всем происходящим со мной.
Я заметил, что мрак, заменивший землю, сжимался и конденсировался. Нижние звезды уже не были видны сквозь него. Скоро почва подо мной стала похожа на огромную круглую крышку стола, широкий диск темноты, окруженный звездами. Очевидно, меня уносило от моей родной планеты с невероятной скоростью. Солнце, ранее видимое в нижней небесной полусфере, снова оказалось физически закрыто Землей. Несмотря на то, что сейчас я уже, вероятно, находился в сотнях миль от поверхности, меня совсем не беспокоило отсутствие кислорода и атмосферного давления. Я испытывал лишь возрастающее возбуждение и приятную легкость мыслей. Меня восторгала необычная яркость звезд. То ли благодаря отсутствию рассеивающего эффекта воздуха, то ли благодаря моим собственным усилившимся чувствам, то ли благодаря и тому, и другому, небо приняло непривычный вид. Все звезды, казалось, разгорелись до невероятных величин. Небеса сияли. Главные звезды были похожи на светящиеся фары далеких машин. Млечный Путь, не размываемый более темными пятнами, превратился в охватывающую небо по кругу зернистую реку света.
Вдоль восточного края планеты, теперь далеко подо мной, появилась слабая полоска света; которая с моим движением постепенно расширялась и окрашивалась в оранжевый и красный. Очевидно, я двигался не только вверх, но и на восток, и перемещался в день. Скоро в поле зрения выплыло солнце, пожирая своим свечением огромный серп рассвета. Но я не останавливался, и солнце отделилось от планеты, а рассветная полоска расширилась до расплывчатой полосы солнечного света. Оно все разрасталось, подобно быстро прибывающей луне, пока половина планеты не оказалась освещена. Между зонами ночи и дня протянулся пояс тени теплых тонов, широкий как субконтинент. Я продолжал подниматься и лететь на восток, и видел, как материки ушли на запад вместе с днем, пока не оказался над Тихим океаном и полуднем.
Земля теперь была похожа на огромный яркий шар, в сотни раз больше полной луны. В самом центре его ослепительным пятном сверкало отражение солнца в океане. По краю планеты светилась расплывчатая корона, постепенно переходящая в окружающую черноту космоса. Немалая часть северного полушария, чуть больше обращенная ко мне, была покрыта снегом и облаками. Я смог разглядеть очертания Японии и
