Китая, чьи слабые коричневые и зеленые тона выделялись на фоне синевато-серого океана. Ближе к экватору, где воздух чище, океан был темным. Небольшой водоворот ярких облаков был, наверное, видимым сверху ураганом. Филиппины и Новая Гвинея были четко вычерчены. Австралия засвечена южным краем короны.
Зрелище передо мной странным образом изменялось. Беспокойство сменилось изумлением и восхищением, ибо абсолютная красота нашей планеты удивила меня. Она была похожа на большую жемчужину, окаймленную черным деревом. Она была перламутром, она была опалом. Нет, она была прекраснее любого драгоценного камня. Ее узор был более искусным, более эфирным. Она отражала деликатность и яркость, сложность и гармонию живого существа. Странно, но, оказавшись в отдалении, я, как никогда раньше, чувствовал жизненное присутствие Земли как живого, но пребывающего в трансе и смутно пытающегося проснуться создания.
Я заметил, что ни одна из видимых черт этого божественного живого самоцвета не отражает присутствия человека. Прямо передо мной, хотя и невидимые, были представлены самые переполненные центры человеческого населения. Там, подо мной, раскинулись огромные промышленные районы, зачерняющие воздух своим дымом. Однако вся эта бушующая жизнь и важное для людей производство не оставляли никакого следа на лике планеты. С этой высокой точки зрения Земля не изменилась от самой зари человечества. Ни один путешествующий ангел или исследователь с другой планеты не смог бы догадаться, что этот нежный шар кишит порочными, стремящимися к мировой власти, истязающими друг друга, хотя изначально невинными зверьми.
II.
Разглядывая родную планету, я продолжал при этом лететь сквозь пространство. Земля на глазах уменьшалась вдали, и, поскольку я двигался на восток, она, казалось, вращалась подо мной. Ее очертания поворачивались на запад, и теперь на восточном крае появился закат и средняя Атлантика, а затем и ночь. За несколько минут, как мне показалось, планета превратилась в огромный полумесяц. Скоро от нее осталась лишь туманная уменьшающаяся дуга рядом с четкой и меньшей по размерам дугой ее спутника.
С изумлением я осознал, что, должно быть, двигаюсь с совершенно потрясающей скоростью. Я летел так быстро, что, казалось, находился под постоянным градом метеоров. Они были невидимы, пока не оказывались почти рядом со мной; они светили только отраженным светом, появляясь лишь на мгновение в виде полосок света, подобно фонарям за окном экспресса. Со многими из них я и в самом деле сталкивался, но они не причиняли мне никакого вреда. Один огромный неправильной формы кусок скалы размером с дом основательно напугал меня. Перед моим взором пронеслась освещенная масса, показав на долю секунды грубую и неровную поверхность, и поглотила меня. Или, точнее, я решил, что она меня поглотила; но мой полет был так быстр, что, не успел я толком понять, что произошло, как этот камень уже оказался позади меня.
Очень скоро Земля превратилась в маленькую звездочку. Я говорю – скоро, но мое чувство времени теперь было несколько нарушено. Минуты и часы, пожалуй, даже дни, даже недели теперь были неразличимы.
Пытаясь собраться с мыслями, я обнаружил, что уже пролетел орбиту Марса и несусь сквозь пояс астероидов. Некоторые из этих мелких планет были уже так близко, что выглядели как большие звезды, плывущие среди созвездий. Одна или две показали мне выпуклые, потом дугообразные формы, прежде чем исчезнуть позади меня.
Вот уже далеко впереди стал виден Юпитер, все ярче и ярче, перемещающийся среди неподвижных звезд. Великое небесное тело выглядело как диск, который скоро разросся больше удаляющегося Солнца. Четыре его главных спутника казались маленькими жемчужинами, висящими рядом с ним. Поверхность планеты внешне походила на слоистый бекон, благодаря поясам облаков. Эти же облака делали размытыми ее окружность. Я поравнялся с ней и пролетел мимо. Из-за невероятной глубины атмосферы день и ночь на Юпитере смешивались без четкой границы. Я заметил в нескольких местах на востоке неосвещенного полушария нечетко очерченные зоны красного света – должно быть, это были вулканические извержения, видимые сквозь плотные облака.
Через несколько минут – или, быть может, лет – Юпитер снова превратился в звезду и потерялся в свечении уменьшившегося, но все еще яркого Солнца. Поблизости не было видно больше планет, но я скоро догадался, что нахожусь уже далеко за пределами даже орбиты Плутона. Солнце теперь было всего лишь самой яркой из звезд, постепенно тускнеющей за спиной.
Наконец у меня появилось время на отчаяние. Теперь не было видно ничего, кроме звездного неба. Большая Медведица, Кассиопея, Орион, Плеяды дразнили меня своими знакомыми очертаниями и своей отдаленностью. Солнца уже было не различить среди других ярких звезд. Ничего не менялось. Неужели я обречен вечно висеть вот так, лишенным тела зрителем в пустоте? Умер ли я? Было ли это моим наказанием за совершенно никчемную жизнь? Было ли это наказанием высшей воли – оказаться в стороне от человеческих дел, чувств, предрассудков?
В своем воображении я вырвался назад, к моему холму в пригороде. Увидел наш дом. Дверь открылась. В сад, освещенный светом из прихожей, вышла фигура. Она постояла минуту, посмотрела вверх и вниз по дороге и вернулась в дом. Но все это было лишь в воображении. На самом деле не было ничего, кроме звезд.
Спустя некоторое время, я заметил, что Солнце и все ближайшие к нему звезды имеют красноватый оттенок, тогда как звезды на противоположном полюсе небес казались прохладно-голубыми. Меня осенило. Объяснялся этот странный феномен тем, что я все еще двигаюсь, и двигаюсь так быстро, что даже сам свет не оставался безразличен к этому. Световые волны от источников, оставшихся у меня за спиной, с трудом догоняют меня, и потому их колебания для меня медленнее, чем на самом деле, и потому я вижу их красными. А те волны, навстречу которым я лечу сломя голову, сжаты и укорочены, и потому я вижу их синими.
Очень скоро небеса приняли совершенно невероятный вид: все звезды прямо позади меня окрасились в глубоко красный цвет, а впереди – в фиолетовый. Позади меня рассыпались рубины, а впереди – аметисты. Вокруг рубиновых россыпей простиралась полоса топазов, а вокруг аметистовых – полоса сапфиров. По бокам от моего курса цвета переходили в привычный алмазно-белый. Поскольку я двигался почти в плоскости Галактики, пояс Млечного Пути, белый слева и справа от меня, был фиолетовым впереди и красным позади. Скоро звезды прямо впереди и за мной потускнели и исчезли совсем, оставив только две пустые дыры в небесах, окруженные цветными звездами. По-видимому, я все еще набирал скорость. Мое человеческое зрение больше не в силах было воспринимать свет от расположненных впереди и позади звезд.
С увеличением моей скорости эти два пустых пятна в цветном окружении продолжали расти, поглощая все больше звезд. Я заметил движение среди звезд по сторонам от меня. В результате моего полета ближайшие звезды, казалось, начали уплывать на фоне неподвижных далеких звезд. Это движение все ускорялось, пока на какое-то мгновение все видимое небо не расчертилось летящими звездами. Потом все исчезло. Вероятно, моя скорость достигла такой величины по отношению к звездам, что свет от них больше
