авиалиний…
Стюардесса заворковала обычную в таких случаях сказку про взлет-посадку, ремни и суперэкипаж. Сказка была рассказана дважды: по-японски и на языке Вашингтона и Шекспира, из которых первый отлично известен россиянам по американским рублям, а второй – преимущественно по фильму «Берегись автомобиля», в котором благородный вор Деточкин в свободное от угонов время изображал Гамлета.
Затем лайнер зашумел двигателями и, легонько дрожа от нетерпения, плавно покатил в сторону взлетно-посадочной. Еще через десяток минут вновь появилась японская принцесса и рассказала новую историю о высоте полета, о температуре за бортом и о том, что все пройдет просто замечательно, после чего опять испарилась куда-то в сторону кабины пилотов. Обещание стюардессы означало, что минут через пятьдесят пассажиры непременно увидят внизу море огней Кагосимы и его аэропорта…
Орехов в течение недолгого полета мирно подремывал или просто делал вид, что спит. На этот раз майор напрямую подчинялся старшему лейтенанту Каткову, являясь, по сути, простым солдатом – так решило командование, приказы которого не обсуждаются, а выполняются. Что ж, начальству всегда виднее, и, видимо, были у него какие-то свои особые соображения и причины, согласно которым командиром группы был назначен именно боевой пловец по прозвищу Скат. То, что майор должен был подчиняться младшему по званию, его нисколько не задевало, поскольку Орехов давно уже не был зеленым лейтенантом и прекрасно понимал, что интересы дела прежде всего, а уж кто там командует – это дело второе. Более того, положа руку на сердце, майор мог бы признаться, что он в глубине души даже рад тому, что руководство группой возложено на чужие плечи. Ведь командовать разведывательно-диверсионной группой – это не на плацу новобранцев гонять. Это прежде всего ответственность за всех и за все и тяжкая обязанность принимать решения, от которых зависит не только выполнение поставленной задачи – зависят жизни подчиненных тебе людей… В толковости же и профессионализме старлея, для которого это задание тоже было далеко не первым и не вторым, Орехов нисколько не сомневался, и… почему бы бойцу и не подремать спокойно, если он знает, что есть у него грамотный командир, которому по уставу положено не сны смотреть, а о деле думать.
Тритон большую часть времени бездумно любовался видом из иллюминатора. Каким-либо особым романтиком мичман никогда себя не считал, но вот к некоторым маленьким чудесам никак не мог привыкнуть.
Например, Валерка порой почти по-детски изумлялся и радовался, когда приходилось работать где- нибудь в теплых водах: там, в пронизанной солнечными лучами голубой толще, шныряли среди колыхающихся водорослей и причудливо переплетенных кораллов неисчислимые стаи разноцветных рыбок всех сортов и размеров. И старший мичман всегда умудрялся хотя бы краем глаза заметить все эти вещи, хотя обычно работа боевого пловца отнюдь не предполагает бесцельного рассматривания каких-то там красот…
Также Валерий любил момент, когда самолет взлетал в скучное, серенькое небо, затянутое грязными облаками, и набирал высоту. А потом… Потом самолет вдруг пробивал слой облачности и оказывался в параллельном мире: чистейшее голубое небо, сверкающее солнце и залитые его светом белоснежные сугробы облаков внизу, напоминающие разбросанную неведомым великаном вату…
Скат, сидевший в кресле с равнодушным и несколько сумрачным видом, в иллюминатор не смотрел и пассажиров не разглядывал. Правда, на хорошенькую стюардессу внимание обратил, хотя в эти минуты старлею было явно не до экзотических красавиц. Катков размышлял о дальнейших действиях группы в том случае, если сегодня им без особого труда удастся найти беглого «коммерции советника». О том, что за эти дни беглец вполне мог что-то почуять и умотать куда-нибудь на другой край света, думать не хотелось…
Несмотря на тревожные мысли, Катков, видимо, все-таки на какое-то время задремал под ровный гул двигателей, поскольку, когда он вновь открыл глаза, стюардесса уже рассказывала о предстоящей посадке и призывала пристегнуть ремни.
Минут через сорок после того, как лайнер коснулся колесами шасси взлетно-посадочной полосы, Скат уже держал в руках ключи от синего «Ниссана», взятого напрокат.
– Кто поведет? – Старлей подбросил на ладони брелок с ключами и поочередно посмотрел на Орехова и Тритона.
– Я – пас! – Мичман, демонстративно отгораживаясь от сомнительной, на его взгляд, чести, помахал вытянутыми вперед руками. – Мой русский мозг категорически отказывается управлять машиной с правым рулем. Может быть, наш более опытный товарищ майор?
– Майор не против, – Орехов протянул руку за ключами. – Кстати, дядя Валера, а ты на велосипеде ездить умеешь?
– Ну, более или менее, а что? – чувствуя какой-то подвох, осторожно спросил Троянов.
– Так там ведь руль вообще посередине! Ужас, правда? И как твой бедный мозг с этим справляется, не представляю, – направляясь к «Ниссану», посочувствовал мичману майор.
Двигатель машины ворковал ровно и мощно, фары выхватывали из сгустившейся темноты серую ленту бросавшейся под колеса прекрасной дороги, а нежно-зеленоватый свет от приборной доски чуть подсвечивал лица Орехова и Ската, молча смотревших вперед. Троянов беспокойно ерзал и ворочался на заднем сиденье, ворча себе под нос что-то вроде: «Все нормальные люди спят по ночам, а мы все куда-то премся и премся…»
Майор вел машину ровно и вполне профессионально, тщательно соблюдая правила и не превышая скорость даже на тех участках, где всевидящих камер вроде бы и не было. Орехов вообще относился к не очень многочисленной категории водителей, в обязательном порядке останавливающихся на знак «stop» даже в том случае, когда гаишников поблизости нет. Правда, жизнь на дорогах устроена таким образом, что порой даже самый аккуратный и дисциплинированный водитель избежать аварии просто не в силах. Как метко подмечают профессиональные шоферюги: «Не ты, так тебя… Не застрахован никто!»
Освещенные улицы городка, на окраине которого и расположился туркомплекс, который был целью путешествия спецназовцев, быстро пробежали за стеклами «Ниссана», и впереди уже были видны группы аккуратных домиков, когда Орехов неожиданно ударил по тормозам. «Ниссан» резко клюнул носом, возмущенно приседая на переднюю подвеску, и пассажиров по инерции бросило вперед – носы старлея и мичмана спасли отменная реакция и благоразумно пристегнутые ремни безопасности.
– Э, товарищ Шумахер, вы что, педальки перепутали? – возмущенно пристукнул кулаком по спинке сиденья Орехова Тритон и тут же, понимая, что для экстренного торможения наверняка была веская причина, спросил, вытягивая шею и заглядывая вперед: – Ну, чего там?
– Полиция там, вот что, – сумрачно сообщил о причине остановки Орехов.
– Вот черт, только этого нам и не хватало! – с досадой выругался Скат, рассматривая сине-красные всполохи проблесковых маячков, ритмично работавших на крышах явно полицейских машин, торчавших рядом с одним из стилизованных под старину домиков. Рядом с полицейскими автомобилями стоял микроавтобус с опознавательными знаками службы «Скорой помощи». – Похоже, ребята, мы опоздали…
Глава 12
– Полиция, «Скорая»… А может, и труповозка. И ведь не подойдешь, не спросишь… – Катков, не отрывая взгляда от сине-красной «цветомузыки», задумчиво побарабанил пальцами по панели.
– Что делать будем, командир? – Орехов невольно вспомнил свои недавние размышления о нелегкой доле командира и мысленно посочувствовал старлею, в голосе которого явственно слышались и злая досада, и озабоченность.
– А может быть, назад? – неуверенно предложил мичман. – Пока менты нас не засекли. Они ведь и вопросики хитрые могут начать задавать… Оно нам надо?
– Камеры на въезде нас по-любому засекли, – сумрачно возразил Скат. – Завтра полиция пленочку посмотрит и обязательно поинтересуется, а что это за машинка в городок спокойненько въехала, а потом резко тормознула и тут же смоталась… Так что может получиться еще хуже. С чего это три европейца при виде полиции так резко деру дали, а? Давай, майор, трогай, и едем в комплекс на ночлег устраиваться! Мы люди приличные, законопослушные, нам полиции бояться нечего… Черт возьми, а хотел бы я знать, что же там произошло…
«Ниссан» мягко притормозил и остановился рядом с домиком, в котором, согласно затейливой вывеске с ярко освещенными красивыми иероглифами и английским текстом, располагалась администрация комплекса.
