Якобы появился в нашем городе какой-то мужик. То ли Зарубалин его фамилия, то ли Отрубилин. Крутой мужик – спуску никому не дает, обид не прощает. Сидел якобы этот Отрубилин-Зарубалин на Дмитровском кладбище, на могиле невесты, красавицы писаной, безвременно почившей, водку горькую пил, слезу безутешную лил. А в этот момент два грузовика климовских «черных» туда понаехало – памятник, значит, воровать. А памятник знаете какой? Белого мрамора, со скульптурой, каким-то знаменитым ваятелем лепленной, целых двадцать тысяч долларов стоит. Так представляете, что этот мужик с чучмеками сотворил? Двоих, нет, четверых на месте уложил, а остальные со страху по всему кладбищу разбежались, до сих пор за крестами да надгробьями прячутся, мелкой дрожью дрожат.
Это, наверное, только начало. Сперва с «черными» Зарубалин разберется. Потом с ментами. Ну а потом и за начальство возьмется. Как пить дать возьмется!
3
Проснулся Иван с рассветом. Голову разбитую заново перебинтовал, справился у Василия Захаровича насчет кое-каких адресов, его интересующих, и, с хозяином распрощавшись сердечно, прочь пошел. Но не к Кате Ефимовой на Дмитриев Посад, а в городской Парк культуры и отдыха.
Миновал главные ворота, свернул на боковую и в закуточке на лавочку садовую опустился – как раз за кустами можжевельника, чтобы его никто из старых знакомых, в парке гуляющих, случайно заприметить не смог. Достал из внутреннего кармана куртки общую тетрадь, распрямил, положил на колени.
Открывает Зарубин тетрадь, закуривает и внимательно на первую страницу смотрит. Посередине – жирная поперечная линия. Слева от линии надпись – «Дебет». Справа – «Кредит». И слева, и справа, под словами бухгалтерскими, чьи-то имена да фамилии. Много-много – до самого низу страницы. Напротив одних имен да фамилий цифры стоят. Напротив других – тоже цифры, но еще и пометки какие-то непонятные. Напротив третьих – цифры, слова да знаки вопросительные.
Подумал Иван и решил: с раздачи долгов начинать надобно.
Потому сегодня его исключительно «Дебет» интересует. А написано в «Дебете» вот что:
И так до самого низа.
Даже удивительно – как это Зарубин какую-то трешку, у одноклассника аж 1989 году на такси одолженную, вспомнить умудрился?
Тут, конечно, у Ивана множество вопросов должно возникнуть. Если одалживал он, к примеру, когда-то у Князева Андрюшки советский чирик – красный такой, с гипсовым Ильичем в овале, – чем теперь отдавать? Вон сколько этих самых денежных реформ да деноминаций за последние-то десять лет на Руси произошло; со времен царя Алексея Михайловича и до революции семнадцатого года и то их, наверное, меньше было! Или такой вопрос: еще один кредитор несколько лет назад в Москве от инфаркта помер, наследников после себя не оставив. Там же, в Москве, похоронен. Как ему долг закрыть?
Подумал Иван и решил так поступить: должен он был, скажем, тому же Князеву десять рублей – стало быть, теперь десятью долларами возвращать надобно. Во-первых, в 1989 году на советский рубль можно было купить приблизительно столько же, сколько нынче за бакс. А во-вторых – за доллар по тем временам на черном рынке аж целых четыре рубля с мелочью давали. То есть как бы два с половиной бакса когда-то брал – в четырехкратном размере возвращает. Так что Князев Андрюшка по-любому внакладе не остается. Конечно, деньги необязательно из рук в руки отдавать. Не для того решил Зарубин долги раздать, чтобы благодарности выслушивать! Для того, чтобы совесть чистой была. А потому проще почтовым переводом отправить, в рублях по сегодняшнему курсу. А куда отправлять, Ивану известно: не зря ведь он утром сегодняшним у Василия Захаровича об адресах кредиторов давешних справлялся!
Кто в списке еще остается?
Катя Ефимова остается. Надо бы, конечно, ей денег как-нибудь деликатно предложить, в счет ста восьмидесяти рублей тех, давешних, да только знает Зарубин: не возьмет она у него ни копейки. Ни в жисть не возьмет. Предложи ей теперь хоть десять тысяч долларов – обидится Катя смертельно: мол, как можно дружбу нашу какими-то бумажками мерять? Я-то те деньги просто так тебе дала, на отдачу не надеясь. Но не оставлять же этот долг без отдачи!
А еще Карелин Николай Николаевич в кредиторах ходит.
Добрый человек, хороший доктор, старинный батин друг: благодаря ему отец покойный Алексей Иванович несколько лишних лет протянул. Знает Зарубин: памятник на могиле родительской в его, Ивана, отсутствие, стараниями да деньгами дяди Колиными поставлен.
Вспомнил Иван то, что вчера на Дмитровском кладбище произошло, и перекосило его от злобы. Поразмыслил он, взял авторучку и, к «Кредиту» перейдя, в самом конце списка должников своих пометил:
Поднимается Зарубин со скамеечки и не видит, что в кустах ханыга какой-то с красными слюнявыми губами за ним наблюдает…
4
Карты открыты, карты сданы.
Карты лежат на столе вперемешку, одна другую покрывая.
Разного свойства карты: и всего города нашего с пригородами, среднемасштабные. И Залинии сгоревшей, подробные. И даже отдельных ее участков.
В комнате двое – Хомуталин и городской архитектор. Суетится архитектор, об уровнях грунтовых вод рассказывает, о шурфах да фундаментах, о рельефе местности да нивелировке…
– Ладно, мне вся эта технология неинтересна, – сказал Петр Владимирович. – Что у нас там в конечном итоге получится?
Улыбнулся архитектор – дождался-таки своего звездного часа! Другую карту на столе постелил – того, что на месте пожарища будет стоять.
И чего только на плане нет! Прямо-таки Диснейленд какой-то, сады Семирамиды да чертоги сказочные из «Тысячи и одной ночи». Все в центре развлекательном предусмотрено. Вместо ДК сгоревшего – концертный зал на тысячу посадочных мест. Парк аттракционов, рестораны, танцполы и клубы.
Но не забыты и те, у кого на рестораны денег нет: для этой публики заведения подешевле предусмотрены вроде портерных да рюмочных.
Долго Хомуталин карту изучал. А архитектор, на карту взглянув, напомнил:
– Петр Владимирович, там домик один остался. Строительству помешает сильно, да и пейзаж своим видом испортит. Вот, Поселковая, 3.
Достал Хомуталин из кармана мобильник.
– Алло, это ты, Коноплев? Сделал, что я тебе говорил?
– Почти…
Нахмурился Хомуталин.
