– Что значит «почти»? Или сделал, или нет.
– Завтра все будет готово. – Майор, униженно.
– Смотри мне… Второй раз напоминать не буду.
И спрятав мобильник, к архитектору обернулся.
– Считай, что этого дома уже нет. А теперь насчет планировки поговорим…
5
Вычеркиваются из графы «Дебет» фамилии. Вот уже тем деньги отправлены, кто их получить может. Вот уже вылито спиртное проспоренное в могилы тех, кто из жизни ушел безвременно. Вот уже заказана в Петропавловской церкви панихида по рабу божьему Рождественскому Геннадию. И свечки за упокой души его отгорели…
Лишь двое в списке остались: Карелин Николай Николаевич и Катя Ефимова. К дяде Коле решено завтра съездить – уже и полторы тысячи долларов Зарубин отсчитал-отслюнявил, в конверт положил. А вот с Катей сложнее… Долго ломал Иван голову, в какой форме ей долг старый вернуть, да так ничего и не надумал.
А потому самое время к «Кредиту» переходить. К тем, кто ему должен.
Первого должника своего, подлеца неизвестного, Титова Валеру убившего, Зарубин пока не трогать решил. Потому что неизвестно все-таки: Супрун тогда Валерика на речном берегу застрелил или не он все- таки. Нельзя с наскоку: надобно сперва выяснить кое-что.
А вот следующего двойной линией подчеркнул. Тем более что подонок этот ему хорошо известен. Посуровел, брови насупил. Вспомнилось вновь: Парк культуры и отдыха, статуи гипсовые, краской серебряной крашенные, сам он, молодой еще, с букетиком скромным, на часы поглядывающий. И девчонка его, Оксана Медведева. Платьице белое крепдешиновое, каблучки, по асфальту цокающие, и искренне- виноватое: «Извини, я опять опоздала…»
Оксану-то у Ивана увели. Так когда-то цыган-конокрад жеребца со двора крестьянского уводил. Пришла как-то Ксюха к Ивану, обняла-поцеловала да и объявила: «Извини меня, полюбила я другого! Если любишь меня еще, дай слово, что не будешь любви нашей препятствовать и не полезешь к нему отношения выяснять!..»
Да ладно бы, мужик бы стоящий это был, душевный! Так ведь ледяной злыдень! Да ладно, получилось бы у них что-нибудь путное! Так нет же – поматросил, как говорится, и бросил! Да ладно бы, пережила бы это Оксана! Руки на себя, дурочка наивная, наложила…
Вспомнил Зарубин негодяя того, девушку у него отбившего.
И вновь в графу «Кредит» взгляд опустил, словно забыл фамилию своего недруга.
А там под вторым номером:
Идет Иван и не видит, как позади, на приличном расстоянии, плюгавый мужичок семенит…
Глава 4
1
Янчевский открыл сразу, как только Иван кнопку звонка дверного нажал. Будто ждал его за дверью, в прихожей.
Не признал Янчевский гостя сперва. Или, скорее, вид сделал, что не признал.
– К кому вы? – осведомился официально-вежливо.
– К тебе, а то к кому же еще. – Зарубин молвил, хозяина в глубь прихожей легонько плечом отталкивая.
Затворил дверь за собой, щелкнул замком и глазами злыми и дикими на Янчевского посмотрел. Мол, действительно не узнал меня? Или прикидываешься?
Застыл Янчевский в неловкой паузе. Но взял-таки себя в руки; видать, и впрямь их, «фейсов», в спецшколах секретных чему-то учат.
– Ну, здравствуй, коли пришел. – Руку для пожатия протянул. – Милости прошу… Иван Зарубин.
Прошел хозяин за гостем вослед, напротив уселся. Помолчал немного – видать, прикидывал, как бы миролюбивее беседу начать.
– А в городе все говорили, будто бы умер ты. – Владимир Иванович осторожно петельку подкинул; не иначе, чтоб выяснить, как с Зарубиным лучше всего беседу вести.
– Если говорили, что умер, значит, оно так и есть. – Иван спокойно; умный он человек, не купился на ловушку чекистскую.
– Значит, рассказывать о себе не хочешь?
– Нечего мне рассказывать. Твое время ответ держать. Если у тебя в свое оправдание что-нибудь есть – говори, послушаю.
Откашлялся Владимир Иванович.
– Да, Иван… Знал я, что придешь ты ко мне когда-нибудь. Чувствовал, что не умер ты, как о тебе говорили. И вопрос, который задать хочешь, тоже знаю. – Помолчал веско. – Ну что я тебе насчет Оксаны сказать могу? Дело давнее, прошлое, почти что забытое…
– Тобой, может быть, и забытое. Мною – нет.
– Понимаю, как же… Любовь у вас была. Но и ты, Иван, пойми меня. Каким я тогда был? Молодым, глупым…
– Не таким уж и глупым, коли в свою поганую контору попал.
– А Оксанка-то девчонка увлеченная, восторженная. – Янчевский продолжает, словно реплики не расслышав. – Про Штирлицев разных по телевизору, видать, насмотрелась, вот и вскружила ей моя служба голову.
– А кто ее в жены взять обещал? Ты или служба твоя поганая? Кто ее обрюхатил? А потом бросил, как тряпку использованную, – прервал Иван тихо, но угрожающе.
– Не мог я на ней тогда жениться… Пойми, не мог! Анкета у нее подпорченная была! Женись я на Ксюхе тогда – меня бы из органов мигом поперли!
– Значит, карьера тебе дороже ее судьбы? Знаешь, что потом с нею сталось?
– Кажется, выкидыш… – Янчевский, неуверенно так.
– От нервов, от переживаний тот выкидыш получился, – Зарубин, жестко. – Переживала, дурочка, что бросил ты ее. Радоваться надо было… А ребенок был твой, между прочим. А через две недели, двадцатого июня отравилась она. Это твое счастье, что записки посмертной не оставила, из-за кого траванулась.
Вздохнул Янчевский, лицом глубокую печаль изображая. И лишь взгляд его по-прежнему напряжен, морщинки к глазам подтянуты. Следит внимательно за Иваном – мол, с какой стороны еще атака последует.
– Что я тебе ответить могу, – начал проникновенно. – Да, виноват я. И перед тобой, и перед ней. Да, некрасиво вышло, признаю. Но ведь не я в нее яд вливал! Сама…
– Это как сказать…
– Но пришел-то зачем? Старое ворошить? Или счет предъявить?
Поднялся Зарубин из-за стола.
