Глава 10
1
– …Значит, гражданка Ефимова, ничего по сути произошедшего в вашем доме убийства вы больше сообщить не можете?
– Да я вам, товарищ старший лейтенант, битый час талдычу: где-то в половине девятого вечера постучали в дверь, я открыла – и тут же по голове получила. Кто стучал – не видела, темно было, кто бил – не заметила, потому что сразу сознание потеряла. Сколько пролежала – тоже не помню. Слава богу, соседи, которым я сына моего Сашку до вечера отвела, увидели меня, на крыльце лежащую, в сознание привели. Зашли мы домой, и почуяло мое сердце недоброе!.. Так и есть. Заходим, значит, в спальню – а там он лежит, с горлом перерезанным… И кровища кругом. Я – к телефону и ну 02 накручивать! А там не отвечает никто…
Сидит Катюша в зале, всхлипывает тоненько, раскрасневшееся лицо платочком утирает, малолетнего сына Сашку по головке поглаживает. Вздыхает старший оперуполномоченный Родионов, показания потерпевшей протоколируя. Нехорошо ему: вон аж прыщи на морде покраснели! Понятно уж, почему нехорошо милиционеру: не получится это убийство на гражданку Ефимову повесить. Алиби у нее стопроцентное: соседи в один голос правоту слов потерпевшей подтверждают.
– Та-ак… Может, подозреваете кого-нибудь?
– Да некого мне…
– Скажите. – Старший лейтенант на абажур щурится. – А убийство это… никак не связано с происшествием пятого сентября? Ну, когда в доме этом стрельба была и вас в заложницы захватили?!
– Да я уже сто раз говорила: никто и ни в какие заложники меня не захватывал! Какой-то мужик незнакомый в дом зашел – водички испить, а вы и рады его террористом представить!
Хмыкнул старлей недовольно – вот тупорылая баба! Русским языком ей втемяшивают: брали тебя в заложницы, брали, брали, а ты – нет, нет, нет! Делать нечего – придется слова Ефимовой в протокол заносить.
– Может, пропало у вас что-нибудь? – обреченно спросил опер.
Подняла Катя глаза на милиционера и – неуверенно так:
– Ага.
– Вот как? И что же?
– Картина у меня висела – вон видите, где пятно на обоях? Пропала.
– А что за картина? Неужели такая ценная, чтобы из-за нее человека резать?
– Не знаю я, ценная или нет, не разбираюсь я в этом… Висела себе и висела. Пить-кушать не просит – с чего бы ей не висеть?
– А что на ней изображено было?
– Женщина голая…
– Порнуха, что ли? – веселится мент.
– Да нет, что вы! Испанский художник Гойя, начало девятнадцатого века, а картина называется «Обнаженная маха».
– Так в протокол и запишем: пропала картина, бывшая в употреблении, б/у то есть, изображающая голую женщину… – скрипит Родионов ручкой по протоколу, выводя малоразборчивые каракули. – Как фамилия художника? Ага: Гойя… А документики убитого посмотреть можно?
Поднялась Катя из-за стола, выдвинула ящик комода, протянула оперу краснокожий паспорт. Раскрывает Родионов паспорт, вписывает в протокол анкетные данные убитого:
…Вот так-то оно в жизни бывает! Не обкурись «черные» перед убийством анашой, наверняка бы догадались в лицо своей жертве взглянуть, прежде чем нож доставать! Сам-то Зарубин отдыхать не в хатенке улегся, а во времянке дощатой – там, где Катюша с сыном от Колиных пьянок спасалась. Только вот во времянку джигиты почему-то не заглянули, хотя стоит она в каких-то трех шагах от хатенки о трех окнах. Халатность они допустили, непростительную халатность!
2
С точки зрения нашей милиции, все люди делятся на две категории: на тех, кого уже пришла пора сажать, и на тех, кого пока еще не пришла. То, что гражданке Ефимовой за решетку пора, – в этом старлей Родионов уверен.
Кому смерть татуированного Михеева была выгодна? Конечно же, ей. Вон все соседи в один голос утверждают – плохо она с покойным жила, скандалы у них чуть ли не каждый день, иногда даже за волосы Михеева таскала… Опять-таки жилплощадь после Колиной смерти освобождается. Правда, сама Ефимова якобы тоже пострадала – и соседи правдивость слов ее подтверждают… Но разве человек, на убийство решившийся, не додумается алиби запастись?
Вбежал Родионов на второй этаж, в кабинет начальника постучал.
– Можно, Семен Геннадьевич?
– А-а-а, уже прибыл? Ну, докладывай… Кого там зарезали?
– Такое вот дело, товарищ исполняющий обязанности начальника ГУВД, – откашлявшись в кулак, начал старлей. – На начальной стадии дознания стало известно следующее…
3
Самое тоскливое в нашем городе время – это вечер. Куда вечером податься? Да в «Реанимацию», естественно! Пивка потянуть, последние городские слухи узнать. Тем более что слухов в нашем городе за последние дни – хоть отбавляй.
Самая главная новость, конечно, пожар на Климовке.
Знаете, что там случилось? А-ах, не знаете? Ну, я вам сейчас всю правду расскажу. Все как есть. То, что в газетах да по ящику о пожаре передают, – фигня. Это для успокоения населения делается, чтобы паники, значит, не создавать. Не пожар там на самом-то деле был, а взрыв. Как это, что взорвалось? Тротил! «Черные» наши взрывчатку от самой «Аль-Каиды» получили заказной бандеролью – теракт, значит, совершить задумали. А взрывчатка эта возьми да взорвись! Вместе с «черными» – сорок человек их при взрыве погибло.
А на Залинии знаете, что происходит? Вода из-под земли прибывает. Затопит нас скоро, как сказочный град Китеж, под воду уйдем. Отольются поджигателям народные слезы!
Как это каким поджигателям? Дагестанцам, конечно!
А вот еще в троллейбусе вчера говорили: якобы маньяк, который в наш город с самой Колымы приехал, опять кого-то зарезал… Как, неужели правда? Правда, еще какая! Да не кого-то, а самого главного в нашем городе вора в законе с четырнадцатью судимостями. Смотри же, и не побоялся…
Представляете, из-за чего? Из-за порнографической картинки. Да не из-за картинки, дурак, а из-за
