— А че, че, мы ж ничего не делали.
Михута ничего не успел объяснить, потому что в это мгновение в дверь квартиры постучали. Братки вздрогнули и замерли.
Стук повторился.
— Чего это они стучат? — прошептал Болт, враз покрывшись испариной.
— Тут звонка нет. — А.
— Эй, дворник, как там тебя, — донесся сварливый женский голос, — открывай.
Михута, стараясь не издавать ни единого звука, на цыпочках прошел в комнату. Чернявый сидел на кровати, направив пистолет в сторону входной двери.
— Кто это? — одними губами спросил он.
— Петровна из домоуправления, — просипел Михута.
— Чего ей надо?
— А я откуда знаю.
— Слышишь, эй, дворник, открывай. Или ты уже нажрался с утра. Я видела, как ты из магазина шел.
— Тьфу бля, старая сука, какого хера ее сюда принесло? Небось хочет, чтоб я щас взял метлу и шел двор мести. Ладно, подождем, может, свалит.
Но снаружи продолжали стучать.
— Открывай, мать твою перемать! — кричала женщина. — Тут главный инженер пришел, и не один, а с участковым.
— Иди глянь в глазок, — шепнул Чернявый своему отбойщику, не сводя пистолета с двери.
— Да я бы глянул, если б там глазок имелся.
— Тьфу, мудила.
— Ладно, шеф, спрячь ствол, убери куда-нибудь под подушку. А я пойду узнаю, чего там этому волчаре надо.
Он направился к двери, нарочито громко стуча ботинками.
— Иду, иду, поспать не дадут.
Едва Михута подошел к порогу и щелкнул дверным замком, как дверь резким рывком распахнулась и отшвырнула хозяина квартиры к стене. В двухметровую прихожую влетели двое невысоких темноволосых парней, один из них держал в руке автомат. Другой был вооружен пистолетом.
Автоматчик тут же саданул Михуту, не успевшего подняться, прикладом «Калашникова» по голове. Второй направил свой пистолет на Чернявого и крикнул:
— Руки!
Болт, находившийся на кухне, едва успел соскочить со стула, как увидел направленный на него ствол автомата.
— Тихо. Оружие есть?
Болт отрицательно затряс головой.
В распахнутую дверь, перешагивая через валявшегося на полу хозяина квартиры, вошла перепуганная пожилая женщина. Следом за ней — высокий молодой азербайджанец с черными курчавыми волосами, державший в руке большой, сверкающий никелированной сталью пистолет.
Закрыв за собой дверь, он ударил женщину по голове рукояткой пистолета. Она упала рядом с Михутой.
Гость вошел в комнату и, направив ствол на Чернявого, с легким кавказским акцентом произнес:
— Здравствуй, дарагой.
Глава 18
Ведущий хирург «Центра протезирования и реабилитации больных с нарушением опорно- двигательного аппарата» Долгушин рывком открыл дверь приемной главврача и сразу же направился в кабинет Мокроусова. Его круглое тонкогубое лицо нервно дергалось.
— Куда вы? — воскликнула секретарша, выскакивая из-за стола. — Владимир Андреевич занят.
— Мне нужно увидеть его. Долгушин схватился за дверную ручку, но секретарша встала стеной.
— Никита Григорьевич, я не могу пропустить вас. Вы же знаете, он не любит, когда ему мешают.
— Отойди, потаскуха, — прошипел Долгушин, нейтрализовав секретаршу. — У меня личное дело.
Он решительно вошел в кабинет, захлопнул за собой дверь и щелкнул внутренним замком. Мокроусов, который стоял у окна и меланхолически созерцал парковый пейзаж, обернулся.
— Никита? — его лицо выражало некоторое недоумение. — Что случилось?
— Пока еще ничего, — нервно воскликнул Долгушин, сунув руки в карманы белого халата. — Пока еще ничего не случилось, но может.
— Что может? К чему такая спешка?
— Он опять здесь.
Мокроусов, теребя свою аккуратно подстриженную бородку клинышком, сел в кресло.
— Никита, успокойся, — сказал он почти ласковым голосом. — Сядь на диванчик.
— Я сяду, да, я сяду, — Долгушин плюхнулся на кожаные подушки. — Объясни мне, что он здесь делает?
— Кто он? О ком ты говоришь?
— Тот, которого ты принял тогда без записи и любезничал с ним целый час.
— Ах вон оно что, — с облегчением улыбнулся Мокроусов и стал рыться в бумагах, которые громоздились на его потертом дубовом столе.
Наконец он вытащил какую-то папочку, открыл ее и прочел:
— Константин Петрович Панфилов.
— Да, да, именно Панфилов. Не прикидывайся, что ты не помнишь, как его зовут. Я сразу заметил, как ты положил на него глаз.
— Ну что ты, милый Никита, — мягко засмеялся Мокроусов, — тебе показалось.
— Мне ничего не могло показаться. Я слишком давно тебя знаю, — взвизгнул Долгушин.
Мокроусов закрыл папку и отложил ее в сторону.
— Он просто привез пациента, своего брата.
— А зачем тебе понадобился его брат? Мы вынуждены отказывать людям со Старой площади, потому что у нас не хватает мест, а ты берешься оперировать какого-то деревенского комбайнера.
— Он вовсе не деревенский комбайнер, — все тем же увещевающим тоном продолжал Мокроусов. — Этот случай показался мне интересным. Вот и все. Двойной компрессионный перелом… Такие операции приводят к успеху лишь в одном случае из миллиона.
Но Долгушин никак не мог угомониться.
— Я не верю тебе! — кричал он, едва не всхлипывая. — Ты обманываешь меня!
Неожиданно он вскочил с дивана, подбежал к столу и, низко наклонившись, заглянул в глаза Мокроусову. Лицо его кривилось в болезненной гримасе.
— Ну признайся, признайся, — хныкал он, — ты меня больше не любишь.
Мокроусов побледнел. Его холеное лицо напоминало застывшую маску. Однако он не потерял самообладания и негромким, но твердым голосом произнес:
— Возьми себя в руки, Никита. Тот отшатнулся и обреченно сказал:
— Да, я не ошибся.
— Твои подозрения беспочвенны, уверяю тебя.
Еле переставляя ноги, Долгушин вернулся к дивану. Теперь ему просто необходимо было сесть.
— Я не напрасно мучился, — отстраненным голосом сказал он. — Мои опасения сбылись. Что ж, этого следовало ожидать. Я не тот, о ком можно мечтать. Мне скоро сорок лет, я старею, мои волосы редеют, на лице появляются морщины. Да, я активно занимаюсь теннисом, я держу себя в форме, но и что с того?
— Ты напрасно все драматизируешь, — вставил Мокроусов. — Мое отношение к тебе ничуть не изменилось.
— Не лги, — прервал
