Роберт, наверное, сидит у тетки в квартире, они сговорились, решили ее разыграть. – Ха-ха-ха! – хохотала тетка. – Неужели вы думаете, что вас можно с кем-нибудь перепутать?!!
– Значит, вы утверждаете, что не приходили в семь тридцать утра в квартиру господина Пригожина?
Оказывается, фамилия Роберта была Пригожин.
– Утверждаю.
– Где вы были в это время?
– Дома. Спала.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Это мог подтвердить Матвей Матушкин, но сказать об этом Катя не могла.
– Я живу одна. Этого никто не может подтвердить. Впрочем, в половине десятого меня видел... – тут она подумала, что про Майкла тоже не стоит говорить, – меня видела Зоя из второй квартиры. Она сидела на месте лифтерши, и мы с ней долго беседовали.
– Ну, – усмехнулся следователь, и с чрезмерным усердием стал перекладывать какие-то бумаги на столе, – ну, это вы хорошо придумали! Да, Зоя Арнольдовна подтвердила, что разговаривала с вами в девять тридцать, но она так же сказала, что на пост заступила в девять, а до этого будка была пуста. Пуста! – Он грохнул кулаком по только что передислоцированным бумагам. Кулачок был маленький, ненатруженный, без обручального кольца.
– И создается впечатление, Катерина Ивановна, что вы специально остановились поболтать с лифтершей, чтобы она подтвердила в случае чего...
– Это вам Зойка сказала, что – специально?
– Нет, это я вам говорю.
Это был уже второй допрос и, кажется, он слово в слово повторял первый. Ночь Катерина провела в изоляторе временного содержания, на деревянных нарах и не было обстоятельства, более сломившего ее, чем отвратительные, жирные клопы, которые искусали ее с головы до ног. Катерина не смогла сдержаться, наклонилась, и с наслаждением почесала левую ногу. Потом правую. Потом плечо под тонкой тканью красного платья. Платье она не снимала на ночь, и оно странно и дико пахло несчастьем, тюрьмой и еще чем-то, – кровью что ли? – потому что на теле были места, расчесанные в кровь.
– Вас видели три человека в доме, где жил Пригожин. Все в своих показаниях утверждают, что это было примерно с семи до семи тридцати утра – время, когда наступила смерть Роберта Ивановича. Охранник утверждает, что вы пришли пешком. На вас было красное платье и красная широкополая шляпа.
– Честно говоря, я бы менее приметно оделась, если бы пошла на такое «дело»...
– Честно говоря, вас трудно с кем-нибудь перепутать. Вы понимаете, о чем я говорю. – Следователь усмехнулся и надел жуткие очки в роговой оправе со стеклами без диоптрий. Следователь был юный, рьяный, с каким-то мудреным именем и ушами, которые в размахе достигали... «Ведь бывает же размах крыльев, – подумала Катерина, – значит, бывает и размах ушей». Ей было необходимо о чем-нибудь таком думать, чтобы не сойти с ума.
– Вас трудно с кем-нибудь перепутать и это главный аргумент для следствия. Давайте рассмотрим другие аргументы.
– Давайте, – без энтузиазма кивнула Катерина, оттянула ворот платья и с ожесточением почесала грудь. Следователь чиркнул взглядом по ее шоколадным выпуклостям и панически перевел глаза на потолок.
«Придурок. Мог бы уставиться в свои бумаги. А ведь я ему очень нравлюсь, – подумала Катерина, потому что необходимо было думать о чем-то таком. – А очки он напяливает, чтобы хоть как-то усерьезнить свою простецкую физиономию. Глупый, избитый прием. Начитался классики про земских врачей?»...
– Перестаньте чесаться, – буркнул следователь и действительно перевел взгляд с потолка на бумаги.
– Ваши клопы...
– Они не мои. Так вот, квартиру не вскрывали, пришел кто-то свой. Свой настолько, что Пригожин допустил его в ванную, где он был, в чем мать родила. Оружие валялось на полу в ванной, и отпечатков на нем не обнаружено. А в вашей сумке, которую изъяли, найдена мужская перчатка. Одна! Зачем молодой женщине летом таскать в сумке мужскую перчатку? Вывод один – чтобы не оставлять отпечатков на оружии!
– Господи, – что-то лопнуло внутри Катерины, и слезы хлынули градом. Платье намокло на груди и даже почему-то на коленях, такой силы это были слезы. Они не хлынули вчера, когда ее задержали по подозрению в убийстве, а сегодня почему-то хлынули. – Господи, да эту чертову перчатку я две недели таскаю в сумке и забываю выбросить! Она... – Тут Катерина поняла, что трудно будет объяснить, как перчатка у нее оказалась. – Понимаете, я женщина одинокая... очень свободных нравов. Ко мне приходят... приходили мужчины. Кто-то забыл перчатку еще весной в моем кресле и... Спросите у Верки-лифтерши, у охранника нашего агентства Игоря, у моего зама Верещагина, у Любаши-уборщицы, наконец, спросите! Они видели, они знают, как перчатка попала в мою сумку! Я просто забыла ее выбросить! Ну, вы же знаете, что творится у женщин в сумках! Ну, это все знают! – Она вдруг с тоской подумала, что он может этого и не знать. – Спросите их, слышите?!!
– Спрошу, – кивнул следователь. – Но есть еще много обстоятельств...
Вот с этого момента начинался новый допрос. Вчера все закончилось на перчатке.
– Мотив! – Он уставился на нее через стекла очков, в которых явно не было никаких диоптрий.
– Да, мотив! – Катерина вдруг успокоилась, вытерла слезы и улыбнулась. – Какой у меня может быть мотив? Никакого! Я собиралась замуж за этого человека, я его... любила. Уж если бы был мне резон убивать его, так только после свадьбы!
– Каким-то образом вы узнали о завещании. – Юнец стащил с носа очки, давая понять ей, что плевать ему, что он лопоухий, прыщавый, маленький, хлипкий, с тоненькими девчоночьими пальчиками, что никогда и ни на кого он не производит должного впечатления. Плевать, потому что несмотря на молодость, он блестящий профессионал и у него всегда есть козырная карта.
– О каком еще завещании?
– Три дня назад Пригожин составил завещание, в котором все свое имущество – недвижимость, деньги, машины, бизнес, – завещал вам.
– Мне?!!
– Вам, не придуривайтесь. У Пригожина был рак, его дни были сочтены. Видимо, Роберт Иванович опасался, что не доживет до бракосочетания, и решил таким образом отблагодарить вас за счастье своих последних дней.
– Не может быть. Этого быть не может. Какой рак... у него сердце...
– Да, экспертиза показала, что буквально на днях он перенес обширный инфаркт, но к делу это не относится. Завещание...
– Я не знала ни о каком завещании! Он ничего не говорил мне!
– Послушайте, – он встал, распрямился во весь свой невнушительный рост, облокотился кулачками о стол, и слегка наклонился к ней, – послушайте, у вас действительно репутация дамы очень свободных нравов. Я узнавал. Ваших связей не перечесть... Молодые, не очень, и совсем старики. Особенно старики. Вы специализировались на них! Откуда у вас роскошная квартира на шестнадцатом этаже в элитном доме на проспекте Вернадского?!
– Боже мой, – прошептала Катя, и щуплый следователь показался ей огромным, киношным монстром. – Боже мой, да это все знают. Я была еще очень молодой, меня полюбил Негласов Юрий Петрович, и я его... нам было хорошо вместе, но у него была семья, да и относился он ко мне больше как к дочери. Юра купил мне квартиру, дал возможность получить образование, я ведь из детдома, у меня не было ни средств, ни родни. Юра был мне больше, чем любовником. Он умер от инсульта, когда я училась на пятом курсе. Я никогда этого не скрывала. Да, он подарил мне квартиру! Да, на его деньги я закончила институт и смогла найти хорошую работу! При чем здесь «специализировалась»?!
– Посмотрите сюда, – девчоночьим пальчиком следователь постучал по столу, где невесть откуда
