– Что ты о мудаке думаешь? – уныло спросила Рита. – Ты смотри, как он к жизни после зоны-то приспособился!
– От каждого по способностям, каждому по статье Уголовного кодекса, – ответил Жулик немного загадочно.
Леха, однако, не спешил с оценкой способностей Голенкова: он не видел маму более полугода, и будущая встреча казалась ему даже важней, чем восстановление своего доброго имени.
В дачном поселке Седнев, отстоящем от города в тридцати километрах, был снят небольшой уютный домик. Двухходовка с «телеграммой из Москвы» и последующей встречей в поезде выглядела безукоризненно. Вряд ли вечно занятым операм криминальной милиции пришло бы в голову отслеживать все передвижения мамы особо опасного рецидивиста, сбежавшего из далекой французской тюрьмы…
Оценив свое новое положение, Жулик справедливо решил: постоянно жить в «Брянске» вовсе не обязательно. Во-первых, номер был проплачен на месяц вперед. Во-вторых – «инкогнито из Москвы» вовсе не обязан отчитываться перед портье о тайнах следствия. Да и рабочий день у следаков ненормированный. Конечно, черной «Волге» следовало хоть иногда появляться у гостиничного корпуса, и господину Точилину было крайне желательно светиться перед швейцаром, администратором и горничными… А то как бы милицейское начальство узнало, что внегласная ревизия все еще продолжается и что самое страшное у ментуры еще впереди?!
Местом постоянной дислокации был избран дачный поселок: свежий воздух, дивные ландшафты, экологически чистые продукты, а главное – общество мамы…
Александра Федоровна до сих пор пребывала в состоянии легкой прострации: видимо, никак не могла поверить, что Лешенька наконец рядом с ней. Сидя на крыльце, она поглаживала любимого Тасика, щурясь на сына недоверчиво.
Причина такой недоверчивости выяснилась лишь через сутки.
– Леша, скажи мне честно: ты действительно никогда не встречался с той молоденькой девушкой? – спросила она за завтраком. – Ну, которая ко мне приходила?
– Сколько раз тебе говорить! Подпись на фотоснимке подделана, девушка подучена коррумпированными сотрудниками милиции, а тебя просто хотят выставить из дому, – терпеливо втолковывал сын.
– Ну, я и сама не верю, что ты ее изнасиловал, – задумчиво молвила Александра Федоровна, никак не реагируя на сыновние слова. – Скорей всего, ты с этой девушкой когда-то встречался, наобещал чего-то… А потом позабыл. Вот родит она… а что о нас люди скажут?
– Да таких девушек в марсельском порту на пятак ведро… Только получше! – отмахнулся Сазонов. – Хотя бы потому, что чистое белье носить приучены.
– Да бросьте вы, теть Шура, эти глупости! – не выдержала Пиляева. – А насчет людей, так я вам сейчас… полрынка сюда приведу. Они и расскажут, че это за алюрка и как она по подъездам на флейтах играет!
– Лешенька, а я ведь могу… бабушкой стать! – со странной мечтательностью улыбнулась Александра Федоровна.
По этим словам Леха понял: мать окончательно утвердилась в перспективе продолжения рода, и убедить ее в обратном не представляется возможным.
Впрочем, Жулик и не пытался этого сделать. Теперь, определившись со стратегией, профессиональный аферист перешел к детальным тактическим построениям. Визит в городскую прокуратуру стоял в его планах под первым номером. Впрочем, визитом в прокуратуру эти планы не ограничивались…
…Покончив с гримом, Сазонов критически осмотрел свое отражение, скосил глаза на фотографию Точилина и, довольный, отошел от зеркала.
– Насчет золота и микробов – объясню популярно, – сказал он Пиле. – Если в нашем городе действительно существует подпольный монетный двор, значит, его продукция должна всплыть именно здесь. Рано или поздно. Нумизматы, зубные техники, антиквары, ювелиры… Империалы имеют очень характерную особенность, на которую вряд ли кто-нибудь обратит внимание: 1915 год выпуска. Любой червонец, датированный подобным образом, – фуфель. Пусть он и трижды золотой. Если мы отыщем хоть одного человека, имеющего на руках такое «рыжье», мы без проблем прозвоним всю цепочку и выйдем на первоисточник.
– И как же ты собираешься отыскать такого фраера… с червонцем пятнадцатого года?
– Знакомства с продавщицами в антикварных салонах. Коллекционеры. Протезисты. Ювелиры. Объявления в газеты, в конце концов. Но это – не главное. Одевайся, Рита, поехали.
– А что главное? – уточнила Пиля, водружая на голову кепку.
– Во время дружеской пьянки в славном городе Марселе господин Точилин признался, что два года назад в нашем городе уже работала следственная группа. Кстати, из Генпрокуратуры. Незаконная утечка драгметаллов в особо крупных размерах.
– И че… нашли, откуда утечка? – Достав из кармана автомобильные ключи, Рита пошла к калитке, за которой чернела «Волга».
– Нет, естественно. Или плохо искали… Или им заплатили, чтобы плохо искали.
– Кто заплатил?
– Знал бы прикуп – жил бы в Париже! – бросил Сазонов и помахал рукой Александре Федоровне: – Мама, мы поехали! Что-нибудь надо?
– Сыночек, не забудьте для Тасеньки куриной печенки купить! – попросила старушка. – Риточка, напомни ему, пожалуйста!
Усевшись в нагретый за день салон, Жулик скомандовал:
– В городскую прокуратуру.
– Ты че – в натуре в этот гадюшник пойдешь? – не поверила рецидивистка.
– Пойду, Рита, пойду. И не только сегодня. Сейчас мы отправляемся туда на разведку. Неплохо бы изучить расписание: во сколько заканчивается рабочий день у тех следаков, которые могут меня опознать… Без визита в прокуратуру мне никак не обойтись, – задумчиво пояснил Сазонов, когда «Волга» выкатила за околицу дачного поселка. – Кое-какие материалы следствия двухгодичной давности наверняка сохранились в архиве.
Обогнав за пыльным шлейфом колхозный грузовик, «Волга» выехала на шоссе, приятно перечеркиваемое равномерными тенями пирамидальных тополей.
– К тому же Генпрокуратура – надзорный орган, – в который уже раз напомнил Жулик, опуская стекло дверцы. – И меня как представителя этого самого органа несколько удивляет обвинение гражданина Сазонова А. К. по статье сто тридцать первой части «два». Так что нам предстоит целых два расследования. Работы, конечно, много. Придется покалымить…
– Лучше калымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме! – отозвалась Рита популярной лагерной присказкой и, притопив педаль газа, зашуршала пачкой «Беломора». – Это я только теперь въехала: у нас же с тобой типа как гастроль в родном городе! Ну, ништяк! Кстати, а с какого расследования ты начнешь? С Мандавошки, тебя офоршмачившей? Или… с истинных ценностей? Я о «рыжье».
– Изнасилование относится к делам частного обвинения. Потерпевшая согласна пойти на мировую за десять тысяч долларов. Этих денег у меня, к сожалению, нет. Ты сама знаешь, как мало платят нам, следователям! А ведь я не коррупционер, не казнокрад и не мздоимец. Потому-то именно мне и поручено восстановить здесь диктатуру закона. Так что придется эти деньги зарабатывать профессиональными навыками! – весомо подытожил аферист.
Удушливое сизое марево висело над горячим шоссе. Городские окраины вырастали словно из-под земли: типовые девятиэтажки грязно-серого бетона, ржавые металлические трубы, перекопанные траншеями глинистые пустыри…
– И че потом, гражданин начальничек? – окончательно развеселилась Пиляева.
– Когда я заработаю десять тысяч долларов, непременно свяжусь с доверенным лицом потерпевшей, – Сазонов достал из портмоне бумажку с номером мобильника Голенкова – ту самую, которую Мандавошка отдала Александре Федоровне. – Попытаюсь обсудить с этим господином юридические казусы и нонсенсы. Но для этого, повторяюсь, нужны деньги. Стало быть, оба дела придется объединять в одно производство.
– Поиск подпольного монетного двора… и твое обвинение по «мохнатке»? – уточнила Пиляева и,
