мерлинами на яхте с флагом внутренних войск. Ну, или в Гренландии, если вы привыкли… В общем двадцать пять процентов со всех видов вашей трудовой деятельности со дня подписания контракта. А после перейдем к решительным действиям.
Хозяин думал долго. С одной стороны, Летуну торчать в этом гиблом месте еще семнадцать лет. И неизвестно, чем «партнер» тут кончит. Миллионов полковнику, конечно, не нужно: чем их больше, тем выше риск быть пристреленным. Но прибавка к пенсии неплохая, не вопрос. И, опять же, перевестись в Красноярск – мечта несбыточная, ставшая уже наваждением, реализовывалась прямо на глазах. В любом случае риска нет. Непонятно только, зачем этот «самосвал» Летуна на выставку тащить.
– А зачем тогда, зэк, эту машину на конкурс выставлять?
– Там вы зарегистрируете на нее авторское право. Кроме того, я хочу, чтобы люди на «даче» получили то, чего не имеют. Тушенку, например. Кино. Баню. Две недели уйдет на сборку аппарата. За это время будет построена и начнет эксплуатацию баня, люди будут смотреть фильмы и знакомиться с событиями, происходящими в стране и мире. Мне кажется, это справедливо. Послушайте, гражданин полковник, вы без полугода долларовый миллионер. Вам будет потом стыдно вспоминать те мгновения, когда вы торговались со мной из-за ежедневного просмотра видео заключенными и их мытьем в человеческих условиях.
– Ежедневного? Речь шла о трех сеансах в неделю.
– Вот видите, вы мелочитесь. Право, вам потом будет стыдно.
– Послушай, зэк! – Хозяин рассвирепел, и это было впервые, когда Летун видел полковника в таком состоянии. – Если произойдет сбой и я пойму, что все твои идеи носят статус фикс, я порву тебя, как сторожевая собака черную фуфайку… Я не слишком мелочусь?
– Отнюдь! – Литуновский чуть сощурился, насколько позволяли изувеченные брови. – Скажу лишь, что себестоимость аппарата обойдется в две бензопилы, расходных материалов рублей на пятьсот и двести человеко-часов. Если мне в помощь будет выделен один заключенный, то срок работы сократится часов на пятьдесят. Но без меня «шишкобой» никому не построить.
– Как он будет выглядеть?
– Нотариуса бы сюда…
– Что-то не нравится мне все это, – бормотал Колода, наблюдая, как из приземлившейся «вертушки» выходит Хозяин и какой-то мужик в костюме и с портфелем. – Мутная пора наступает, ей- богу.
– Не суетись, – прикусывал сигаретный фильтр Бедовый. – Летун знает, что делает.
И оказался прав. Уже вечером с работ были сняты семеро заключенных во главе с Самоделкиным, которые были отправлены на заготовку леса для строительства бани. Этим же вечером на «даче» случилось невиданное. Впервые за всю историю зэков пригнали в лекционный зал административного здания, рассадили, кого на пол, кого на стулья, и прокрутили кассету «Один дома». С непривычки выполнять новые команды конвой все время колотил зэков, но что это по сравнению с тем, что им было позволено смотреть кино?
Вертолет улетел, а Литуновский в течение одного дня стал идолом. За полвека существования шестого барака люди смотрели телевизор и участвовали в постройке бани. Голод, холод – это осталось. Ноющие после работы руки и подламывающиеся от усталости ноги – само собой. Но в жизни наступили перемены, и это было важно для всех.
Литуновский больше не думал о Вике и не всматривался в их живую фотокарточку. Желание увидеть их в реальной жизни заставляло Андрея работать, покрикивать на Зебру, своего помощника, и заново перечерчивать схему своего аппарата. На поверку все оказалось сложнее, чем он думал. Практика исключила из теоретических выкладок некоторые детали конструкции, однако дело спорилось, работа шла.
– А зачем эти лопасти, Андрюха? – спрашивал Зебра, рассматривая только что выпиленные им же из листа дюраля пластины.
– В названии «шишкобой» какое слово главное? – не отвлекаясь от монтажа, переспрашивал Литуновский.
– Шишка.
– Увы, бой. Если шишку не бить, то есть не добывать, тогда какой прок от этой машины?
– Умный ты, – признавался Зебра. – Только как бы нам боком это дело не вышло.
– Боишься? – смеялся щербатым ртом Литуновский.
– Есть резон. Карцер до сих пор пуст.
– Не волнуйся. Лучше посмотри на чертеж…
Санька послушался и присел над ватманским листом.
– Вот это, Саня, седло. Тут будет сидеть зэк. Седло укреплено на раме с четырьмя колесами от детского велосипеда «Левушка».
– Я помню, – по-детски улыбнулся Зебра. – Мне такой батя, когда мы в Смоленске жили, покупал.
– Значит, ты понимаешь, о чем я говорю. Два спаренных двигателя от бензопил, мощность которых будет поступать на колеса. Когда зэк подъедет к дереву, она будет вращать вот этот вал. Вал крутит шестерню, заставляющую вращаться шток, заваренный с главной осью. Ось телескопическая, длиною пятнадцать метров. Как раз на этой оси, вверху, будут укреплены две лопасти, вращающиеся, как винт вертолета. Как мужики «шишкуют»? Колотушкой по стволу бьют, палками шишки срезают, а те, что высоко, приходится сбивать, забираясь на дерево. Опасно и непродуктивно. Любой же зэк, садясь в седло «шишкобоя», сможет сбивать все шишки на кедре в течение трех минут. Для этого ему нужно только управлять лопастями и объезжать дерево. Десять таких машин вполне заменят сто бригад «шишкарей». Каково?
Зебра похвалил. Ему казался удивительным сам факт того, что, находясь в карцере, в нечеловеческих условиях, этот человек не стонал от безысходности, а думал о том, как сделать что-то, полезное людям. Положительно, этот зэк для зоны.
Услышав вывод, Литуновский чуть посерел лицом и сел на землю.
– Ты ошибся, Саня. Я не для зоны. Я вообще не для неволи. Я не могу здесь жить.
– Но живешь же?
– Живу, – задумался Летун. – Чтобы снова оказаться свободным.
– И сколько тебе жить еще? Семнадцать лет?
– Семнадцать, – повторил Андрей и, чтобы убрать от лица Вику с Ванькой, вновь взял в руки карандаш. – Неси лопасть, будем крепить к оси.
Через неделю только и было разговоров, что о фильмах, бане, строительство которой подходило к концу, да о приносящем добрые плоды безумии Литуновского. Того с Зеброй охранял один лишь бурят с собакой и, часами глядя на бумагу и куски металла, лежащие перед заключенными, постоянно впадал в спячку. Приводила его в чувство собака, которая бросалась в сторону Летуна сразу же, едва тот делал резкое движение или издавал резкий крик.
В бараке между тем что-то изменилось. Бедовый воспринимался зэками по-новому, ибо именно он стал вдохновителем и организатором тех преобразований, что происходили вокруг. Несмотря на приближающуюся осень, грозящую новыми болезнями и новыми смертями, в зоне стало теплее и, кажется, светлее. Каждый день Литуновский возвращался в барак усталым, но новый, подходящий к концу день словно вдувал в него ветрами красноярской тайги новые силы. Его внешнее уродство, перекошенная походка и шелест языка, произносящий трансформированные звуки, казались уже не ущербными, а подчеркивающими личную душевную стать этого человека.
Он мог быть уважаем уже и за то, что не сломался за три месяца от бесчеловечного наказания Хозяина, но его неумолимая жажда жизни начинала казаться окружающим просто аномальной. Любой другой, уважающий себя, хоть и не сломленный администрацией, но изуродованный ею, до конца срока ни за что не переступил бы порог кабинета Хозяина по собственной инициативе. Иной переступил бы, сломавшись и попросив пощады, но это уже другой случай. Летун же, оказавшись сильнее, не замкнулся. Он решил жить дальше, потому что жить нужно. И брать от жизни по максимуму даже там, где брать, как казалось, нечего.
Баня – сумасшедшая идея, еще несколько дней назад казавшаяся нереальной и даже смешной. Сейчас Мазепа с зэками под конвоем ходит в лес, отбирает нужный материал и приносит в зону. Рядом со стройкой
