Бедовый вяло кивнул Колоде, и тот, покрикивая, стал совершать совершенно ненужные действия – зэки, озадаченные такой спешкой, и без чужого участия стали заканчивать работу и подтаскивать к месту сбора пилы, топоры и слеги. Мало кто понимал, что происходит. Ясно пока было лишь одно: в тайгу «красные» зашли с Литуновским, а выходили без него. Единственное, что тревожило души заключенных, это мысль о том, что с Летуном во время испытания могло произойти что-то плохое.
– Значит, так… – Хозяин вышел перед строем и стал без остановки трясти указательным пальцем. Начинало казаться, что он трясется независимо от его воли. – Вы будете здесь стоять, пока я его не найду. Сутки, неделю, год. Жрать будете один раз в день, чтобы не околеть, и спать будете, как лошади… стоя!!!
– Что случилось, начальник? – громко, на правах старшего, спросил Бедовый.
– А вы, Банников… С вами, Банников, у меня будет особый разговор.
– А я никогда и не уходил от особых разговоров. Объясните, люди хотят знать, за что их будут мучить, как скот!
Хозяина едва не разорвало на части.
– Я вам объясню, каторжане! Я объясню, и мало не покажется!
– Люди имеют на это право, – встрял в вулканирующую речь начальника Толян.
– Вы здесь, зэки, не имеете никаких прав! Ваши гражданские права поражены, вы не имеете права передвигаться без сопровождения конвоя! Ваши письма контролируются и души просвечиваются насквозь! У вас есть право заткнуть рот и не открывать его без команды! Забыли, что такое «дача»?! Я вам напомню. Будет вам парная и кино по вечерам! Ваш лучший друг, благодетель и вдохновитель Литуновский только что совершил побег!..
Зэки выдохнули, Колода выдавил: «Как, убежал?..», а Бедовый, чуть приглушив голос, озвучил общее недоумение:
– Что сделал Литуновский?
– Эта сволочь выбросила из своей машины винт и… Твою мать!.. Твою мать!! И уехала!..
– На чем уехала?? – почти вскричал Толян.
– На машине на своей б…й!
На поляне было слышно, как жужжат сотни мух. Толян хмыкнул.
Зэки смотрели на Хозяина. Бедовый хмыкнул еще раз. Только уже чуть громче.
Со стороны «дачи», сопровождаемый лаем нескольких собак, бежал караул. Ровно десять солдат под командованием замполита, вооруженных и взбешенных.
Бедовый хохотнул, и это уже напоминало истерику.
– Ты еще смеешься, Банников? – угрожающе придвинулся к вору полковник внутренней службы.
Анатолий Банников, не в силах больше сдерживаться, расхохотался так, что заглушил собак, и сорока, доселе сидевшая на нижней ветке ближайшего кедра, снялась с дерева и понеслась прочь.
– Взять его!! – взревел Хозяин.
А Банников хохотал так, что из-за напряжения, сковавшего все его тело, двое из конвоя никак не могли надеть на него наручники.
– Внимание, ребята! – командовал у опушки леса майор Кудашев. – Этот урод не мог далеко уйти. Бензина мало, да и тайга – не шоссе, и, когда мы найдем карету этого Шумахера, будет ясно, куда он направляется. А пешком этому кривому ковылять не более километра…
Когда замполит говорил о том, что тайга не шоссе, он был абсолютно прав. В другом он ошибался. Литуновский был не настолько глуп, чтобы рассчитывать на долгую поездку по тайге, как по автобану. Неизвестно, знал ли об этом замполит Кудашев, но Литуновский тоже был уверен в том, что тайга – не место для поездок.
Когда через километр примерно стало ясно, что шума его визжащего двигателя не слышно, Летун заглушил его, быстро соскочил с сиденья, схватил конец веревки, за которую зэки волокли конструкцию к месту побега, и стал карабкаться на один из кедров.
Кто видел кедр, тот знает… Знает, как трудно человеку с невыдающимися физическими способностями, тем более с физическими недостатками, взбираться на крону.
Когда Литуновский достиг верхушки, его куртка на спине прилипала к телу, а с лица на землю капали крупные капли воды. Он не сомневался, что самое трудное еще впереди, и теперь все зависит от того, насколько он будет ловок и скор.
Первые пять метров тележка преодолела легко. Чуть покачиваясь в воздухе, она рывками подавалась вверх и, если не видеть сидящего вверху, на толстом суку, человека, то можно было принять ее за огромного паука, взбирающегося на дерево по своей паутине.
Чем выше заползала тележка на дерево, тем труднее Литуновскому было тащить ее на себя. Мешали сучья, попадающиеся на ее пути, и Летун, сгорая от собственного адреналина, выводил ее на свободное пространство и тащил, тащил…
Когда конструкция «шишкобоя» оказалась среди ветвей, Литуновский намертво замотал свободный конец веревки, затянул свободный конец на дерево, быстро обмотал ею ствол, чтобы, не дай бог, ее не распустил ветер, и стал скользить по стволу вниз.
Руки саднила живая боль, он больно ударился коленом об один из суков, но это было ничтожно по сравнению с тем, что теперь предстояло делать.
Он вытащил из кармана пачку «Примы», стряхнул на ладонь половину заранее раскрошенного табака и веером рассыпал его вокруг дерева. Где ручей?
Если верить Бедовому, западнее. И Литуновский, сбрасывая на свои следы щепотки табачной пыли, побежал к спасительной воде…
Интересно, что бы делал при подобных обстоятельствах Леня Каргуш, друг и коллега по работе?
Для начала он остановился бы и сказал, как это бывало не раз в минуту отчаяния: «Стоп, Андроп. Тайм-аут».
Сел бы, чтобы все имеющиеся силы тратить лишь на процесс воображения, закурил, уперся ладонями в колени и замолчал. Лени рядом нет, да и ситуация из ряда вон выходящая. Садиться и закуривать некогда, но вот представить ход Ленькиных мыслей можно. На бегу, правда, без сигареты, вне зоны умиротворенности, но можно.
Главное, сказал бы он – не останавливаться. Чем быстрее ты бежишь, Андрей, сказал бы он, тем больше расстояние между тобой и погоней. Те ребята тоже спешат, но у них нет главного: маршрута твоего движения. А потому они спешат, следуют зигзагами, пытаясь натолкнуться на след, двигаются наудачу, делают лишние движения, а потому устают. Это большой плюс, потому что главное их превосходство – в здоровье.
Потом, молвил бы Каргуш, есть еще один положительный момент. Тебя ведет страх и жажда свободы, а их – злость и служебный долг. По злобе люди глупы, совершают несуразные поступки, а долг, что их ведет, вовсе не обязывает наделенных им заканчивать историю победным спуртом. Их долг уже в том, что они бегут и что-то делают, а при условиях нынешней гонки такое понимание своих служебных обязанностей отбивает нюх не только у людей, но и у собак. Собаки, они чуткие существа. Вялое сопротивление хозяев побегу зэка они улавливают сразу. Сразу, потому что ждут его, вялого. В этом случае можно работать вполсилы, то есть вообще не работать, а просто делать вид. В чем в чем, а в этом собаки ловки без подсказок.
Но есть и минусы, Литуновский, – скажет Каргуш. – Есть.
Например, жажда Хозяина достать упрямого зэка, даже если это займет много сил и средств. Эта жажда вселится в преследователей. А еще у гончих есть вертолет и специальные подразделения. Специальными они называются потому, что созданы специально для таких, как ты, Андрей Алексеевич. Неугомонных, дерзких, рвущихся к свободе.
Хозяину надоест валандаться, и он сделает звонок в Красноярск. Через час над тайгой полетит железная стрекоза с губительной для здоровья беглых заключенных начинкой. Человек десять откормленных, вооруженных мордоворотов, обученных искать и находить.
А что станет через тот час с тобой, Андрей? – спросит Каргуш. – Через шестьдесят минут активного бега ты превратишься в труп, и, если тебя не добьет спецназ, тебя изведет кашель. Мучительный выворот легких
