По дороге обратно человек, ловко управлявшийся с рулем, объяснил маленькому спутнику, что «тюремная говновозка» – название нехорошее. Это обычный «ГАЗ», служащий людям. Просто некоторые люди не любят человека за то, что он отсидел в тюрьме.
– А зачем ты в ней сидел? – спросил пацан.
– Видишь ли… Потому что я, когда был моложе, совершил глупость. Когда ты совершаешь нехороший поступок, с тобой как поступает дед?
– Садит на стул в углу комнаты и до конца дня не разговаривает.
– И меня посадили. И не разговаривали семь лет.
– Я бы так не смог, – признался Андрейка.
– Я тоже думал, что не смогу, – возразил водитель. – Но потом понял, что нужно смочь. Ради себя нужно смочь.
– Сколько меня ни садили, я так и не понял, – признался маленький Литуновский. – Сарай спалил. Свинью беременную по двору загонял, пока дома никого не было. Дедову водку в чулане вылил, а вместо нее в бутылку керосину налил. Дед вечером пошел впотай от бабки выпить…
Человек рассмеялся и вытер грязной рукой под носом.
– Что ты смеешься? – обиделся Андрейка.
– Не любишь, когда пьют?
Малыш подумал и пожал плечами. Отец и дед, самые близкие ему люди, пили всегда мало, и ничего плохого от этого никогда не случалось.
– Приехали, – сообщил мужчина, и Андрейка, встав на пол кабины, посмотрел через стекло. Увиденное его потрясло и испугало. Машину в деревне встречали около десятка мужиков, среди которых находился и дед. Андрейка понял, что расправы ему не миновать, и очень удивился, когда человека вытащили из-за руля и принялись бить ногами и руками.
Тот не просил пощады, ничего не доказывал, а только лежал на земле, поджав под себя ноги, и закрывал голову руками со скрюченными пальцами.
Маленький Литуновский завыл, как щенок, сжимая в липком кулачке обсосанный леденец, предполагая, что его вой остановит деда и его спутников, однако случилось наоборот. Этот плач привел мужчин в исступление, и они принялись бить человека вдвое старательнее и сильнее.
Какой-то доброхот из Лубянки, заметив внука директора школы с бывшим зэком, позвонил прямо в школу. А спасла ситуацию какая-то бабка, выбежавшая на дорогу с платком в руке.
Она что-то кричала, кого-то проклинала, и все остановилось лишь после того, как она бросила в пыль дороги платок.
Дед вытащил внука из машины, унес домой и успокоил, но с этого дня Литуновский возненавидел деда, наотрез отказывался уезжать к нему на лето, и еще около пяти лет вспоминал доброго, плохо пахнувшего человека, прокатившего его на машине, ничего не запрещавшего и купившего леденец. Больше того человека Андрей никогда не видел, но все пять лет он мучился от догадок о том, что с ним сделали после того, как закончилось избиение. Андрей помнил каждую минуту той встречи и мог сразу воспроизвести ее в памяти, возникни такая необходимость, но за проблемами новых, наступающих дней, она заслонилась и померкла.
Почему же вспомнил сейчас, спустя почти тридцать лет, о том случае?
Потому что по дороге, приближаясь к Летуну, мчалась темно-зеленая ассенизаторская машина «ГАЗ». За ее лобовым стеклом, в районе зеркала, болтались какие-то вымпелки, бахрома, словом, все, что не нужно дома, а для машины данного предназначения вполне сгодится.
Не колеблясь ни секунды – Литуновский для того и сидел в кустах черемухи целых полчаса, – он вышел на дорогу и поднял руку. Смешно поднял, скособочившись на левый бок. Выше пояса рука не поднималась, спасибо ефрейтору.
«ГАЗ» притормозил, придавив мордой колеса, выровнялся и остановился около зэка уже так, словно мчал сюда только для того, чтобы забрать этого попутчика.
– День добрый, – волнуясь, поздоровался Литуновский. Он впервые за истекший год видел человека, не связанного ни приговором, ни долгом службы. – Я в лесу немного заблудился… Собирал грибы, потом потерял корзинку, а потом и сам потерялся. До Назарова, а? Только денег нет.
– Садись, садись, – бросил водитель-погодок, разглядывая грибника в майке, брюках от зоновской униформы и кирзовых сапогах.
Около четверти часа они ехали молча. Водитель, по всей видимости, попался не из болтливых, а Андрей просто не знал, с чего начать разговор. Наверное, нужно проклясть дремучую тайгу, из-за которой он потерял корзинку и заблудился, рассказать эту историю правдоподобно, чтобы не вызвать лишних подозрений, а также поведать о том, из какой деревни вышел. Никаких населенных пунктов помимо Кремянки Андрей не знал, но было бы глупо утверждать, что он оттуда. Фанаты розыска грибов, несомненно, на планете существуют, но вряд ли среди них есть такой, кто решился бы углубиться в тайгу с лукошком на сто километров. Именно на таком расстоянии располагалась отсюда Кремянка. И тем страннее звучала бы просьба довезти до Назарова. Андрей тушевался, молчал и думал, как попросить попить и, если есть такая возможность, поесть. Ситуацию неожиданно спас водитель.
– Вот что, братка, – пробормотал он, роясь рукой за сиденьем. – В Назарово тебе сейчас нельзя. В момент слотошат. На-ко, поешь для начала, а потом я тебя к сеструхе в Смоленский увезу.
Андрей впился зубами в бутерброд с колбасой и стал жадно глотать непривычную для себя пищу.
– Твою мать, – расстроенно глядя на беглого зэка, пробормотал водитель, и на кисти его, на наружной стороне, мелькнуло изображение синего солнца, встающего из синего моря. – Когда же эти лагеря прахом пойдут…
«Девять лет», – вглядываясь в лучи синего светила, подсчитал Литуновский. Бедовый словно в воду смотрел, предупреждая о встрече и необходимости общаться с водителями по-человечески.
– За что «чалился»? – тихо, понимая, что лезет не в свое дело, спросил хозяин «ГАЗа». Освободился он, стало быть, давно, если задает такие вопросы. Вместе с тем приятно, что задает в прошедшем времени.
– Сто пятая, часть вторая, – глотая очередной кусок, ответил Андрей.
– Понятно, – глухо выдавил водитель. – Я тоже за ней сидел, только тогда она значилась сто второй. Девять лет от звонка до звонка. Черт тебя побери… – он еще раз посмотрел на Литуновского. – «Увези меня в Назарово». Ты себя со стороны представляешь?
– Я хорошо представляю, что со мной станется, если я вернусь обратно. Сидеть и ждать администрацию со спецназом ГУИН, чтобы они меня, как суку, завязали и поволокли по лесу? У меня нет выбора.
– Есть, – отрезал водитель. – Выбор всегда есть. Сейчас едем в Смоленский, там отсидишься пару недель, отъешься, обнову тебе справлю. А там уже видно будет. Нет, ты секи за ним… Стоит в робе, кирзачах и говорит: «Я корзинку потерял. Отвези меня в Назарово».
Ох, как прав он. Да только что делать-то, в самом деле? Говорить – здравствуйте, я осужденный Литуновский, статья сто пятая, срок восемнадцать лет – не подскажете, как уйти от погони?
– С «дачи»?
Он кивнул.
– Будь она проклята… – Лицо водителя посерело. – Значит, на каждом посту ГАИ и между ними по пятку пацанов с «калашниковыми». Скоро появится вертолет, и лес начнут чесать войска. «Довези меня до Назарова»… Нет, браток, так дело не пойдет. Тут у меня свой интерес. Должен же с этой проклятой «дачи» уйти хотя бы один? Если тема «выгорит», то ты будешь первым, кто ушел живым, а я, уж коли сам уйти не смог, буду первым, кто помог это сделать другому. Так как, впишем себя в историю этого богомерзкого концлагеря?
Глава 7
В бараке снова работал тотализатор, и ставки на этот раз превышали все мыслимые пределы. Даже Веретено и остальные, кто был опущен под нары и чья участь до конца срока уже решена, были допущены к пари, и это указывало, что дерзкий побег Литуновского в некоторой степени сгладил все социальные шероховатости, царствующие на «даче».
– Две пачки «Примы» на то, что Летуна возьмут не раньше, чем через два дня.
– Летуна-то возьмут, а вот где ты-то возьмешь две пачки?
