тонким ароматом, нежными, но упругими лепестками.
Я не всегда это знала. Я поняла это на курсах «Моя вагина». Я узнала об этом от женщины, которая ведет семинары: она верит в вагины, видит их истинную суть, помогает женщинам постичь собственные вагины, разглядывая вагины других женщин.
На первом занятии ведущая попросила нас нарисовать наши «уникальные, прекрасные, потрясающие вагины». Именно так она назвала их. Одна беременная женщина нарисовала большой кричащий красный рот, из которого высыпались монетки. Другая женщина, очень худая, нарисовала огромное блюдо с девонширским орнаментом. Я нарисовала огромную черную точку с маленькими волнистыми линиями вокруг. Черная точка символизировала черную дыру в космосе, а волнистые линии обозначали людей, или вещи, или просто атомы, которые в ней теряются. Я всегда считала свою вагину этаким анатомическим пылесосом, случайно всасывающим частицы и предметы из окружающего мира.
Я всегда ощущала вагину независимой от меня самой, вращающейся как звезда в своей галактике, которая в итоге сгорит в газовом облаке или взорвется и разлетится на тысячи маленьких вагин, каждая из которых станет кружить в своей индивидуальной галактике.
Я никогда не думала о своей вагине в практическом или биологическом ключе. Я даже не считала ее частью тела, чем-то, расположенным у меня между ног и неотделимым от меня.
На курсах нас попросили рассмотреть наши вагины с помощью карманного зеркальца. Затем, после тщательного исследования, мы должны были словами описать то, что увидели. Должна признаться, что до того момента все мои знания о вагине ограничивались слухами и домыслами. Я ее никогда толком не видела. Мне никогда не приходило в голову ее изучать. Моя вагина существовала в какой-то абстрактной плоскости. Разглядывать вагину оказалось глупо и неудобно — лежишь при всех на блестящих голубых матах, извернувшись, с зеркальцем в руке. Наверное, так чувствовали себя древние астрономы, склоняясь над примитивными телескопами.
Сначала моя вагина здорово меня встревожила. Как будто ты в первый раз смотришь на распотрошенную рыбу и обнаруживаешь в ней, прямо под чешуей, наполненный кровью сложный мир. Она была такой влажной, такой красной, такой чистой. А больше всего меня удивила ее многослойность. Слой за слоем, а под ними другие слои.
Моя вагина поразила меня. И, когда пришла моя очередь поделиться ощущениями, я не смогла ничего сказать. Я онемела. Я осознала, что именно ведущая семинара назвала «вагинальным чудом». Мне просто хотелось лечь на мат, раздвинуть ноги и бесконечно любоваться своей вагиной.
Зрелище было удивительнее, чем Гранд-Каньон, древний и величественный. Она была невинна и свежа, как ухоженный английский сад. Она была смешной, очень задорной. Я смеялась. Она могла искать и находить, открываться и закрываться. Она как рот. Как утро.
Затем ведущая курсов спросила, кто из присутствующих женщин когда-либо испытывал оргазм. Робко поднялись всего две руки. Я не стала тянуть руку, хотя оргазмы у меня были. Но они были случайны. Они происходили спонтанно. Случались во сне, и я просыпалась от удовольствия. Я часто испытывала их в воде, в основном, в ванне. Однажды это было на Кейп-Коде. Или на лошади, на велосипеде, на беговой дорожке в спортзале. Я не подняла руку, потому что, хоть у меня и бывали оргазмы, я не знала, какому механизму они подчиняются. Как их вызвать. Я считала, что в этом процессе есть какая-то тайна, волшебство. В него не надо вмешиваться. Вмешиваться — неправильно, неестественно, это насилие. Как в Голливуде: когда преподносится готовая формула оргазма, исчезает неожиданность и магия. Но проблема заключалась в том, что эта неожиданность уже покинула меня два года назад. Вот уже долгое время я не испытывала волшебных случайных оргазмов и сходила от этого с ума. Поэтому, собственно, я пришла на курсы.
И вот настал момент, которого я одновременно и боялась, и тайно желала. Женщина, проводившая семинар, попросила нас снова взять зеркальца и попробовать отыскать клитор. И вот мы, женщины, лежим на спине, на матах, и ищем нашу метку, нашу отправную точку, нашу основу. Сама не зная, почему, я вдруг заплакала. Может, потому, что я была в полном замешательстве. А может, я поняла, что пора проститься с мечтами, бесконечными мечтами, подменяющими жизнь, мечтами, что кто-то или что-то сделает все за меня: проведет меня по жизни, сделает выбор, подарит мне оргазмы. Я привыкла жить тайно, подчиняясь волшебству и суевериям. А поиск клитора и этот весь сумасшедший курс на блестящих голубых матах были реальными, слишком реальными. Я запаниковала. Одновременно ко мне пришло прозрение: я нарочно все это время оттягивала поиски клитора, это была простая защитная реакция, ведь на самом деле я ужасно боялась обнаружить, что у меня нет клитора, что я физически неполноценная, фригидная, бесплодная, сломанная, высохшая, едкая, гадкая… О, боже. Я лежала, смотрела на свой клитор, ощупывала его и думала вот о чем: когда мне было десять лет, я потеряла в озере золотое кольцо с изумрудами. Я ныряла на дно снова и снова, но находила только камни, рыбок, пробки от бутылок, слизь. Кольца не было. Я запаниковала. Я знала, что меня ждет наказание. Надо было снять кольцо перед купанием.
Женщина, ведущая семинар, заметила мое смятение, испарину, тяжелое дыхание, и подошла ко мне. Я заявила ей: «Я потеряла свой клитор. Его нет. Не надо было лезть с ним в воду». Она рассмеялась. Мягко коснулась моего лба. Клитор, сказала она, невозможно потерять. Ведь он — это я, моя суть. Он одновременно и дверной звонок на моем доме, и сам дом. Мне не нужно его искать. Я должна быть им. Стать им. Стать моим клитором. Стать клитором. Я ложусь и закрываю глаза. Опускаю зеркало вниз. Наблюдаю, как выплываю из себя. Наблюдаю, как медленно начинаю приближаться к себе и вхожу в себя заново. Как будто я астронавт, вернувшийся в земную атмосферу. Мое возвращение оказалось спокойным: тихим и нежным. Я поднималась и опускалась, опускалась и поднималась. Я вошла в свои же мышцы, кровь, клетки, а потом я просто скользнула в свою вагину. Это вдруг оказалось так легко и удобно. Я была теплой, пульсирующей, готовой, юной и живой. И тогда, все еще с закрытыми глазами, я дотронулась до того, что внезапно стало мной. Сначала я ощутила легкую дрожь, и она остановила меня. Но дрожь переросла в сильную вибрацию, взрыв, все пласты пришли в движение и начали расслаиваться. Вибрация открыла дверь на изначальный уровень света и тишины, а он распахнулся в пространство музыки, цвета, невинности, желания, и я лежала на маленьком голубом мате, ощущая единение, связь со своей вагиной.
Моя вагина — раковина, тюльпан. И моя судьба. Я возвращаюсь, собравшись уйти. Моя вагина, моя вагина, я.
Вот так я полюбила свою вагину. Мне даже неловко об этом говорить, потому что это был не общепринятый способ. Наверное, это должно было случиться в ванне с солями Мертвого моря, под музыку Эньи — сосредоточенный акт любви с собственным женским естеством. Да, я в курсе. Вагины прекрасны. Наша ненависть к себе — это просто следствие закомплексованности и неприятия, тяжкий осадок патриархальной культуры. Долой условности! Пизда — это сила! Плавали — знаем. Если бы мы выросли в обществе, где эталоном считаются толстые бедра, мы бы тоннами поглощали молочные коктейли и печенье, валяясь на спине и проводя дни за наращиванием объемов. Но я выросла не в таком обществе. Я ненавидела свои бедрa, a вагину ненавидела еще больше. Я считала ее невероятно уродливой. Я была из тех женщин, которые, однажды туда заглянув, жалели об этом всю оставшуюся жизнь. Меня от нее тошнило. И я сочувствовала всем, кому придется иметь с ней дело.
Чтобы выжить, я начала притворяться, что между ног у меня вовсе не влагалище, а что-то другое. Я представляла себе удобные подушки с легкими хлопковыми наволочками, маленькие бархатные диванчики, леопардовые коврики или всякие милые безделушки: шелковые платочки, стеганые прихватки. Я так к этому привыкла, что совсем забыла про существование вагины. Каждый раз, занимаясь сексом с мужчиной, я представляла его внутри норковой муфты или китайской вазы.
Потом я встретила Боба. Боб был самым заурядным из всех, с кем я встречалась. Он был худой, высокий, с не запоминающейся внешностью и в штанах цвета хаки. Боб не любил острую еду и не слушал Принса. Его не возбуждало эротичное белье. Летом он любил проводить время в тени. Он не делился переживаниями. У него не было проблем или затруднений, он даже не был алкоголиком. Он не был особенно смешным, или рациональным, или таинственным. Он не был неприятным или недоступным. Он не был самовлюбленным или харизматичным. Он не гонял на машине. Честно говоря, Боб не мог особо мне
