– А-а, это ты, звезда отечественной беллетристики! – захохотал он, показав желтозубый, щербатый рот.
Он смутил меня тем, что знал о моих писательских подвигах. Я панически пыталась вспомнить его отчество, так часто мелькавшее в прессе, но не могла.
– Откуда вы знаете, что я стала писателем?
– Я знаю всё, что происходит в моём городе!
– Вашем?!
– А чьём же ещё? Вы можете назвать человека, которого бы в Сибирске знали, уважали и боялись больше, чем меня?!
Такого человека я назвать не могла, поэтому промолчала.
– А я листал как-то вашу книжонку! – крикнул Борисов. – Ничего, живенько так, но очень далеко от реальности! Сказки вы пишете, госпожа детективщица! Смешные, добрые сказки! Я их дочке на ночь читаю!
Он опять захохотал, а я вдруг вспомнила его отчество и, стараясь, чтобы голос не дрожал, сказала:
– Да уж, Андрей Владимирович, ни за что бы моя творческая фантазия не разыгралась бы до такой степени, чтобы вообразить, что вы можете разъезжать за рулём битого-перебитого «Жигуля»!
– Конспирация! – усмехнулся Борисов. – Лучшая конспирация – её полное отсутствие.
– Элка, уйди в автобус! – простонал Бизя и опять попытался затолкать меня в салон.
– Стоять! – заорал Борисов. Его «шестёрки» с готовностью дали автоматную очередь в воздух.
– Девке стоять на месте! – приказал «главный в городе человек». – Она мне нравится. Боевая девка, смешная…
Дэн вышел вперёд, прикрыв меня своим телом, но Бизя бесцеремонно оттолкнул его и сам заслонил меня. В результате тактических перестроений, все выстроились цепочкой впереди меня – Дэн, Сазон, Герман, Глеб, Адабас и даже собака. Я почувствовала к ним всем слезливую благодарность, но всё же прорвалась сквозь оберегающий меня живой щит и закричала:
– Что за игру вы ведёте, господин Борисов?! По-моему, это не ваш стиль – самому руководить вооружённой операцией, да ещё показывать своё лицо!
– Элка, я придушу тебя! – схватил меня за руку Бизя.
– Доча, ты б язык куда подальше засунула, – посоветовал дед. – Тут мужские дела, тяжёлая артиллерия, а не бабские посиделки! – Меня опять попытались запихнуть за оборону, но Борисов снова приказал: «Стой!», а его парни показали готовность разрядить обойму, куда придётся.
Мы застыли, как в детской игре «Замри!».
– Ты права, писака, это не мой стиль, – ответил Борисов. – Но раз я здесь с тобой разговариваю, значит, есть в этом деле мой бо-ольшой интерес!
– Ваши условия, господин Борисов?! Ваши условия?!
– Приятно поговорить с разумным человеком. Условие первое: если твоя мужская компания ещё раз попытается заткнуть тебе рот, я прикажу дать очередь им по ногам. Второе условие… – Он замолчал, вытащил из кармана лёгкой льняной куртки сигару и обстоятельно начал её раскуривать.
– Кажется, я знаю ваше второе условие, – тихо сказала я.
– Я же говорю, приятно поговорить с разумным человеком! – усмехнулся Борисов, пуская жирные клубы дыма. – Ну что ж, раз всем всё понятно, действуйте, парни! – приказал он молодцам в чёрных масках.
Один из них подошёл к машине, открыл дверь и за шиворот выдернул наружу бледного, трясущегося Гаспаряна. Мне показалось, Ганс потерял килограммов десять, потому что спортивный костюм болтался на нём мешком, оставляя непозволительно много пустого пространства.
– Элка, о чём они? – паническим шёпотом спросил Бизя. – Что им надо?!
– А ты не понимаешь?! Капсулы в обмен на юного беззащитного Гаспаряна!
– А Викторина? Почему ничего не требуют за неё?!
– Я потом тебе всё объясню!
– Я чувствую себя идиотом…
– Это хорошо. Тебе сейчас вредно напрягать голову.
– Элка…
– Семнадцать маленьких чёрных капсул в обмен на мальчишку! – подтверждая мои слова, крикнул Борисов и улыбнулся щербатым ртом.
– О-о-о, – простонал Ганс, когда два автомата упёрлись ему в живот. – Глеб Сергеевич, отдайте вы им уже хоть что-нибудь!! Пусть меня отпустят! Во мне ничего нет! Ничегошеньки! Они меня слабительными измучили! Клизмами извели! Рентгены раз пять сделали!! Желудок каждый час промывают! Ничего нет! Я пустой! Помогите! Спасите! У меня сил больше нет терпеть! Я умру от облучения, истощения и обезвоживания! Отдайте им капсулы! Они где-то в автобусе… – Ганс заплакал крупными детскими слезами, заплакал навзрыд, и от этого сердце сжалось от раздирающей жалости.
Мы переглянулись друг с другом, и только Герман Львович отвёл глаза.
– Это недоразумение! – сказал Бизя. – У нас нет капсул!
Автоматы с большим напором упёрлись в живот Гаспаряну, продавив в его крепком теле два углубления.
– Глеб Сергеевич! – завизжал Ганс. – Спасите меня!!
– Отпустите мальчишку! – Бизя бросился к автоматчикам, но Никитин схватил его за руку. – Отпустите, или я…
– Никаких условий, Сазонов, – перебил его Борисов. – Вы и так себе слишком много позволили. Зачем моих парней на джипах обижали?! Зачем пивом их обливали, мешками закидывали, по колёсам палили?! А ведь им была команда в вас не стрелять, а только попугать! Они всего лишь должны были с почётом сопроводить автобус до определённого места, где его поджидал я! А гайца моего зачем балетом пытали?! Вы сильно передо мной виноваты, Сазонов, так что условия ставлю я! Или вы отдаёте мне капсулы, или пацана на ваших глазах разорвут автоматные очереди!
– Глеб! – крикнул Ганс, и в том, что он обратился к Бизе на «ты», было столько отчаяния и последней надежды, что даже Никитин не выдержал и заорал:
– Вы нелюдь, Борисов! Нелюдь и негодяй!! Отпустите парня, и поговорим по-мужски!
– Он гном! – усмехнулся Сазон. – Маленький, пакостный гном, который ворует детей.
Глаза у Борисова потемнели, почему-то именно этот «гном» показался ему оскорбительнее всего.
– Молчать, – прошипел он. – Всем заткнуть рты. Быстро капсулы на капот! Автоматчики выразительно поиграли затворами, Ганс начал валиться на землю, и только жёсткий упор автоматов удержал его в положении стоя.
– Слушайте, – вдруг жалобно обратился к Борисову Адабас, – опустите мальчишку! Хотите, я бесплатно стану вашим личным шаманом?! Ну типа как джин в бутылке! Ни у кого из крутых ещё нет своего джина в бутылке, а у вас будет!
– Капсулы! – Борисов шибанул кулаком по капоту, и на месте удара осталась глубокая вмятина.
– У меня нет капсул, – еле слышно прошептал Бизя.
– Сынку, я на себя двух мудаков с автоматами беру, а ты в главного целься, – шёпотом распорядился Сазон.
Уроды в масках синхронно передёрнули затворы.
Ганс закатил глаза к небу и начал громко по-армянски молиться.
– Стойте! – вскинул руки вверх Герман. – Подождите, не стреляйте, я сейчас… – Его щёки налились болезненным бордовым румянцем и он начал возиться со своей клетчатой толстой рубахой – где-то порылся, что-то отпорол, куда-то залез и… на ладони у него оказалась горстка чёрных маленьких капсул, похожих на таблетки биологически-активных добавок.
Я почувствовала, как подгибаются ноги. Я почувствовала, что ровным счётом ничего не понимаю, так как, увидев Викторину в машине Борисова, совсем перестала подозревать Германа. Я почувствовала, что ещё немного, и я вполне созрею для психоанализа, аутотренинга, лечения под гипнозом и прочей дорогостоящей ерунды, прочищающей мозги…
– Отпустите мальчишку, – попросил Обморок, положив капсулы в углубление на капоте.
