наилучший. Но неволить я тебя не буду. Решение останется за тобой.
– Что же это за вариант?
– Ты выйдешь замуж, – лицо Георга заострилось, четко выступили скулы, – но только за того человека, за которого я скажу.
– Мне позволено будет выбрать? – побледнела Айрин.
– Нет, – Георг с сожалением мотнул головой, – только один человек может стать твоим мужем и отцом твоих детей.
– И кто же он? – Несмотря на все ее старания, голос Айрин предательски дрогнул, и последнее слово она произнесла едва слышно.
Георг назвал имя. Глаза Айрин вспыхнули ярким пламенем. Темно-синие взгляды перекрестились. Несмотря на все свое смирение, Айрин почувствовала злость. Стресс последних дней, предательство Надаля, ультиматум его отца, ошеломляющее откровение о ее настоящих родителях – все эти потрясения готовы были выплеснуться в безудержном потоке гнева.
– Ты можешь остаться в Эрандале, – мягко напомнил Георг.
Взгляд короля потерял жесткость, где-то в самой глубине его синих глаз Айрин разглядела горечь. Ярость иссякла так же внезапно, как и нахлынула. Ей стало жалко и себя, и Георга, несущего на плечах неподъемное бремя власти, и своих горячо любимых родителей, которые на самом деле оказались приемными и всю жизнь свято хранили эту тайну. Плечи девушки опустились, и она заплакала.
Георг растерялся. Айрин прильнула к брату и спрятала свое лицо на его груди. Дважды сирота, внезапно обретшая брата, пусть и всего на один вечер. Камзол и рубашка на груди короля промокли от ее слез. Георг смущенно гладил сестру по растрепанным волосам и неуклюже успокаивал. Он уже привык быть королем – как бы это ни было трудно, тем чуднее ему было чувствовать себя старшим братом. Душа его, закаленная невзгодами, войной и непрекращающимися покушениями, неожиданно размякла. Решимость улетучилась без следа. Если бы Айрин стала спорить, он бы сумел настоять на своем. Но она расплакалась. И Георг в одночасье оказался обезоружен.
– Ну что ты, глупая, – шептал он с удивлением и раскаянием. – Не плачь, все это вздор и чушь. Весь этот выбор никому не нужен. Живи как желаешь, а я присмотрю, чтобы тебя не обижали. Все эти мятежи и заговоры – справлялись не раз, справимся и снова. Выходи замуж за кого хочешь, слышишь?..
Айрин внезапно выпрямилась. На заплаканном лице ее появилось упрямое выражение решимости, столь свойственное обоим ее отцам, и настоящему и приемному.
– Ты эту ношу несешь, и я буду ее нести, – сказала она несколько бессвязно. – Не отказывайся от своих слов, ты король… тебе нельзя… слышишь, нельзя.
Георг оторопел. Айрин вытерла платком слезы и заговорила уже более уверенно и спокойно, но по- прежнему слегка сумбурно:
– Ты дал мне выбор, и это уже более чем благородно. Что ж я, не понимаю, что ли… Я, как и ты, не люблю полумер и незаконченных дел. Если ты считаешь, что так оно будет лучше, значит, и я так считаю. Замуж так замуж… По крайней мере, я его знаю и знаю, что он достойный человек… А любовь и прочее… это все игры.
Глаза Георга выразили странную смесь вины и одобрения.
– Ты настоящая принцесса, – сказал он Айрин.
– Нет, – парировала она, гордо вскидывая голову. – Я – баронесса Гросбери. Всегда себя таковой мыслила и буду так полагать и впредь.
– Жалко, что я не могу открыто называть тебя своей сестрой, – с искренним сожалением сказал Георг.
– Это излишне, ваше величество, – Айрин почтительно склонилась, – достаточно, если вы будете меня таковой считать.
– В этом можешь быть уверена. Но знать о нашем родстве никто не должен.
Глаза Айрин на мгновение затуманились.
– А он? – спросила она и отчего-то покраснела.
– И он тоже, – твердо сказал Георг. – Завтра с графом Вальмондом рассчитаются от его имени, пускай все думают, что причина в этом. Он тоже так должен думать.
Вот и долгожданный вызов к магистру ордена Корвину Талботу. Рустам с затаенной тоской подправил орденский белый плащ. Сегодня он его надевает в последний раз. Вызов к магистру в данных обстоятельствах может означать только одно – отставку.
– Недолго я пробыл найманом, – сказал себе Рустам, стараясь приободриться. – Да и чего тут удивительного, ведь я наполовину дулат, а на другую половину аргын. Будь я хоть на одну четвертую найман, может быть, все и по-другому повернулось бы[9].
Немудреная шутка не помогла, наоборот, ко всему прочему добавилась тоска по навсегда утраченной родине.
Рыцари-найманы, находившиеся в приемной магистра Корвина, отдали Рустаму честь, а вестовой магистра провел его в кабинет без очереди. Они уважали его и отдавали должное его заслугам, но никто из них не хотел бы оказаться на его месте.
Магистра в кабинете не было, и Рустаму пришлось ждать. Это были тяжелые минуты. Наедине со своими мыслями и тягостным ожиданием. И прошлое и будущее виделось Рустаму только в черном свете. Напряжение последних месяцев выходило из него звенящей тоской. Так чувствуют себя, наверное, спортсмены, добившиеся права участвовать в Олимпиаде и лишенные этой возможности в последние минуты перед отъездом. Когда все усилия идут прахом и все кажется тщетным и лишенным смысла.
Еще бы немного, и Рустам стал бы биться головой об стену. Слава всевышнему, магистр Корвин вернулся вовремя, избавив его от этой сомнительной процедуры.
– Радуйся, – бросил ему магистр еще с порога.
– Чему? – удивился Рустам.
А в голове промелькнуло: «Неужели оставят в ордене?»
– Только что от его величества. Говорили о тебе.
Сердце Рустама наполнилось надеждой. «Пусть только оставят, а я уж докажу, что обузой не буду…»
– Быть тебе бароном, – огорошил его магистр.
– Чего?! – Лицо Рустама вытянулось. Тут и разочарование, и удивление вкупе с полным непониманием происходящего.
– Чего слышал, – весело ухмыльнулся Корвин. – Его величество добр к своим найманам. Дитона пожаловали замком, твои услуги оценили выше, будешь бароном.
– Зачем бароном? – выскочило у Рустама. – Я в ордене хочу остаться.
– Чудак-человек, – Корвин все еще улыбался, – ты же понимаешь, что для ордена ты уже не годен. Так будешь бароном. Представляешь, БАРОНОМ…
– Да хоть графом! – невежливо выпалил Рустам. – Зачем мне это? Я думал, оставят в ордене, а тут…
Он скривился и даже застонал с досады. Улыбка сползла с лица магистра. С одной стороны, следовало разозлиться – тут такая милость, а он, видишь ли, недоволен, паршивец… А с другой стороны, порыв Рустама пришелся Корвину по душе. Другой бы пустился в пляс на его месте, а этот чуть не плачет.
– Сядь, – велел он Рустаму, а сам возбужденно прошелся по кабинету. Остановившись возле понурившегося Рустама, взволнованно заговорил: – Переживаешь? Молодец, хвалю… но ведь глупо. Ты ведь знал, что не годен. Знал… Даже я не могу с этим ничего поделать, совесть не позволит. В общем, не мельтеши. Будешь бароном, и все тут. Бароны, между прочим, тоже службу должны нести. Так что можешь считать, что тебя просто перевели на другую должность. Был егерем – стал найманом, был найманом – стал бароном…
– А обратно в егеря нельзя?
– Что?! – взвился магистр.
Привлеченный шумом, в кабинет заглянул вестовой, но под бешеным взглядом магистра тут же выскочил обратно, плотно прикрыв за собой двери. Несколько долгих минут Корвин восстанавливал самообладание. Все это время Рустам молча сидел перед ним на стуле.
