— А что будет в открытом океане? — спрашиваем мы друг друга. Но ждать хорошей погоды мы не можем. Отлет назначили на 12 сентября.
Мы ждем, что вот двенадцатого будет дождь, ветер — и вдруг: солнце!
Вот это чудеса!
Первый хороший день за весь путь от Москвы до Хабаровска.
Летим! Скорей! Нельзя терять ни минуты. Погода может испортиться, и тогда нам будет худо: порядочный кусок мы должны пролететь над сушей, а у самолета уже поплавки: случись что-нибудь, — с поплавками на землю не сядешь.
Но погода не портится. Тучи не скрывают солнца, и через четыре часа мы уже спустились на воду в устье Амура, у Николаевска.
ОХОТСКОЕ МОРЕ
А на другой день — буря. Все Охотское море взволновалось. Лететь нельзя.
Мы злимся на погоду. Шатаемся по берегу и смотрим в море.
Может быть буря утихнет.
Один день ждем — погода не лучше.
Ждем второй день — все равно не лучше.
Третий и четвертый ждем: ясно — хорошей погоды никогда не будет.
— Вот что. Летим — и все! — говорит Шестаков.
Мы согласны. И так четыре дня потеряли. Дольше терпеть не можем.
Вылетели.
Вылетели — и прямо в ад. Буря сразу подхватила нас, завертела и понесла куда-то. Ветер ревет громче пропеллеров, гремит по нашему самолету. Туман, ветер и дождь в Охотском море бывают в одно и то же время. Это месиво кружится вокруг нас и кружит нас. Мы ничего не видим, — ни неба, ни моря. Каждый раз, когда самолет стремительно летит куда-то, кажется, что вот теперь наверняка окунемся в воду. Мы знаем, как один самолет попал в такую же беду — и сел вверх колесами.
Теперь у руля сидит дядя Том и борется с бурей. Я изо всех сил стараюсь помочь ему, определяю точный курс. Главное — надо встретить сторожевой пароход «Воровский». Он стоит на самой середине моря на случай, если бы нам понадобилась помощь.
Высчитываю, когда мы должны приблизительно встретиться с ним.
На минуту туман прорвало: внизу стоит пароход. Его так качает, что сверху нам кажется, будто мачты его вот-вот окунутся в воду. Мы всматриваемся в судно: «Воровский» ли это? Нам видно, как на пароходе поднялась суетня, матросы высыпали на палубу и машут нам платками и шапками. Пароход должно быть гудит во-всю, но нам ничего не слышно, а видно только, как вылетает пар.
Пароход приветствует нас, значит это «Воровский». Я посылаю привет по радио и получаю в ответ счастливые пожелания.
Среди бури и мглы мы, как родному, обрадовались пароходу.
Но через две-три минуты его вновь затянуло туманом. Опять летим и ничего не видим.
И вдруг внизу показалась земля. Значит — это Камчатка.
Перелетели все-таки Охотское море. Как оно ни бушевало, а мы одолели его. Мы чувствуем себя уверенней. Теперь долетим.
Но над сопками[3] ветер еще опасней, чем в море: порывы его сильней и неожиданней. Того и гляди ударит об гору. Мы то и дело попадаем и болтанку. Кажется, что горы пляшут. А вдалеке уже виден Петропавловск.
Мы идем вниз. На берегу стоит толпа. Мы благополучно опустились в бухту Петропавловского порта.
А в бухте — рай. И ветер как ветер, и волнение небольшое.
МЕДВЕДЬ
Петропавловск — последний город на советской земле. За ним — океан.
Наша первая остановка — остров Атту. До него 1100 километров.
Мы готовимся к борьбе. Буря бушует. Мы просыпаемся каждый день с надеждой: вдруг погода стала лучше.
Нет! Беспрерывный дождь, беспрерывный ветер и все тучи, тучи и тучи.
Тоска!
У острова Атту стоит корабль «Красный Вымпел». Он посылает нам радиограммы. Радиограммы одни и те же:
«Буря. Дождь. Туман».
«Туман. Буря. Дождь».
Терпение наше лопнуло. Мы спрашиваем бортмеханика:
— Как вы думаете, Фуфаев: моторы протащат нас через океан?
Фуфаев пожимает плечами.
Но ждать нет никакого смысла.
Мы собираемся в путь. Весь Петропавловск провожает нас. Посылаем, по радио приветствия американским рабочим.
Мы сели по местам. Самолет разбегается по воде, поплавки взрывают воду, пена кипит, и мы взлетаем вверх.
Маленький кусочек мы летим над землей на высоте 150 метров.
Вдруг видим совсем у моря, по берегу катится темный шар.
Что такое? Присмотрелись, а это — медведь. Он испугался грома наших моторов и пустился наутек в кусты. Да чуть ли не быстрей нас.
6 часов летим над океаном. Ветер бьет в бок. Иногда мы попадаем вниз и так глубоко, что поплавки чуть-чуть не срезают гребни волн. Но дядя Том — опытный пилот. Он ловко пускает машину вверх. Мы боремся с ветром, но ветер силен и никак не пускает нас на остров Атту: сбивает в сторону.
Остров Атту — маленький. В туман и дождь трудно найти его. Можно пролететь мимо или разбиться о его скалы при посадке.
Но мы нашли маленький Атту.
Дядя Том искусно прошмыгнул мимо скалы и посадил «Страну Советов» в тихую бухту Чичагова.
ШТОРМ
Как далеко уже мы отлетели от Москвы! Посмотришь на карту и страшно станет. Сколько тысяч километров! Мы — на маленьком островке. Кругом волнуется океан. Назад путь отрезан. И мы только об одном и думаем: скорей, скорей пересечь океан.
Следующая наша остановка — Уналашка. Уналашка — тоже остров в цепи Алеутских островов. Только они и на острова непохожи: торчат из океана пики гор. Ничего не стоит наскочить на них.
Не один американский самолет так и погиб.
Мы как в лихорадке. Целые сутки не отходим от самолета: запасаем горючее, Фуфаев возится с моторами, я проверяю все свои приборы.
Из бухты Чичагова вылетаем в шторм. Океан разбушевался. Такой грозной бури мы никогда не видали. Охотское море — что! Ерунда! Буря в Охотском море — небольшое волнение по сравнению с океанам.
