Крутом ревет ураган. Дядя Том и Шестаков привязали себя ремнями. На глаза надвинули очки: дождь льет и капли летят, как пули, ударяя в лоб.
Фуфаев и я болтаемся внутри самолета. Чорт возьми! Кажется, на этот раз нам не долететь. Как меня ни бросает в кабине, а мне нужно точно определять путь: насколько нас сносит в стороны и куда. Я изо всех сил стараюсь удержаться на месте, но меня отбрасывает в угол кабины. Я вновь возвращаюсь и все время хватаюсь руками за стенки. Я хочу завоевать свое место, удержаться на нем, но каждый раз мое наступление отбито. Нет! Как же тут высчитывать? И вдруг новый толчок. Перевернулись мы, что ли? Ноги оторвались от пола — я лечу куда-то. Хватаюсь правой рукой за какой-то предмет, и тут же судорога пробегает но всему телу. Запахло жареным мясом. Оказывается, влажной рукой я схватился за клеммы[4] высокого напряжения. 3.000 вольт ударило в руку. Рука обожжена. Я не могу работать. Как же теперь «Страна Советов». Как же справятся теперь дядя Том и Шестаков? Нас унесет к чорту на рога вместо Уналашки.
Я пробую работать левой рукой. Плохо, а все-таки чем-то надо писать цифры.
Вдруг в кабину просовывается Фуфаев и кричит:
— Моторы... Моторы...
А что моторы — не могу разобрать. Неужели стали?
Тогда ясно — мы погибли.
Шторм усиливается. Мы летим вниз. Таких огромных волн никто из нас никогда не видел.
Чуть не сорвали пену с гребня волны и взлетели вверх.
Сейчас окунемся?
Нет! Мы летим вперед.
И вот — остров.
Как мы обрадовались! Может быть как-нибудь дотянем до него?
Еще усилие — и мы спустились в бухту Дейч-Харбор.
В бухте стоит военное судно. На мачтах развеваются американские флаги. Это военное судно — «Челен». Американцы выслали его на случай, если бы нам понадобилась помощь.
Мы не верим себе. Мы как пьяные. У меня невыносимо болит рука. Я оторвал от нижней рубашки рукав и кое-как перевязал руку.
В бухте ходит высокая волна. Мы не можем пришвартовать[5] самолет. Ветер рвет толстые канаты, концы. Самолет прыгает как щепочка.
Волны окатывают нас до самой головы.
Два часа бьемся, наконец привязали и поднялись на борт американского судна.
На палубе матросы выстроены во фронт. Офицеры и капитан отдают нам честь. Американцы смотрят на нас во все глаза. Они понять не могут, как же мы пролетели в такую бурю.
Капитан говорит:
— В такую погоду я ни за что не вышел бы в море.
СЮАРД
Как только мы попали в каюту — повалились на койки и заснули.
А на другой день вылетели из Уналашки в Сюард. Сюард — город недалеко от Аляски.
От Уналашки до Сюарда — 1.300 километров.
Ни дождь, ни туман, конечно, не прошли. Все так же налетают шквалы.
— Помните ли вы, что такое солнце, дядя Том? — спрашивает Фуфаев.
— Давно забыл! — И дядя Том безнадежно махнул рукой.
Я посмотрел на него, на других и испугался.
Неужели мы все такие страшные? Больше всего мы похожи на сумасшедших. Щеки у всех ввалились, глаза горят, как в лихорадке, веки красные, воспаленные. Это от бессонных ночей и ветра. Движения у нас нервные, быстрые. Мы напряжены до последней степени.
У нас одна мысль:
«Скорей!»
Уже далеко отлетели от Уналашки, и вдруг я заметил, что компас показывает не на Северный полюс. Новая беда! Значит, в Алеутских островах много магнита, и он отводит стрелку в сторону.
Так вместо Америки можно опять попасть в Европу.
За этой бедой — другая. На наших картах нарисованы острова, а на самом деле их нет, или острова на самом деле есть, а на карте их нет.
Надо решать головоломные задачи, чтобы держать точный курс.
Мы летим низко. Под нами — островок. Вернее — торчит из океана большой камень. Не на все же камни обращать внимание! Но вдруг островок зашевелился. Вот это уже странно! Алеутские острова — вулканического происхождения: так, может быть сейчас извержение вулкана будет? Посмотрим.
Но вместо извержения с камня посыпалось что-то в воду.
Оказывается — это нерпы.[6]
Они сплошной массой покрывали камень, а когда испугались нашего шума — пачками закувыркались в воду. Через секунду камень был гол.
Хоть нам было и не до смеху, но нерпы рассмешили нас. Они так забавно кувыркались от испуга.
Через восемь часов полета мы прилетаем в город Сюард.
«Город» удивил нас.
Сверху кажется, он поместился бы на ладони, да и на самом деле он весь — один квадратный километр. А мостовых нет.
— Как нет? — удивился Алеша.
Мы тоже были удивлены.
— А что же вместо мостовых?
— Пашет. Хоть танцуй. Пройти страшно.
Весь Сюард выехал на автомобилях встречать нас.
— Какая гадость, — сказала Лида.
— Отчего? — спросил Борис.
— Меня тошнит, когда я еду в автомобиле.
— Да что ты! Ну, а американки ничего.
В честь нашего приезда устроили банкет. Нас поздравляют, преподносят цветы, но мы думаем о тех девятистах километрах, которые нам завтра надо пролететь от Сюарда до Ситки.
БОЛЬНОЙ МОТОР
Мы готовимся к отлету.
Фуфаев, дядя Том и Шестаков лазают с масленками по самолету. Они заправляют моторы маслом, а я вожусь со своими приборами. Опять — буря. «Страна Советов» мечется на толстых «концах». Концы» могут не выдержать, и «Страну Советов» унесет. Холодные волны перекатываются через наши плечи. Руки стынут и держаться трудно.
— Борис, а как же ты работал одной левой рукой? — в испуге спрашивает бабушка.
— И сам не знаю. В городе мне перевязали ее как следует, но сказали, что если я загрязню — будет заражение крови и тогда руку придется отрезать.
— Какой ужас! — воскликнула Лида, — Но ее ведь не отрезали?
Все захохотали. У Бориса рука была на месте.
— Как видишь, — сказал Борис и продолжал дальше:
— Фуфаев вое время хмурится. Ему надоел левый мотор: чем дальше, тем хуже и хуже он
