в салфетку.
Та, давясь и всхлипывая, подчинилась приказу. По ее щекам текли слезы, в глазах стоял неподдельный страх.
– Ну, вот и умница, – похвалил Рябой, когда продавщица через силу затолкала в себя последний кусок. – Мой тебе совет – прими что-нибудь для профилактики. Иначе попадешь в больницу с отравлением… А теперь слушай дальше. Сейчас я уйду. Не бойся, не трону. Но если ты продашь еще кому-нибудь эту дрянь, тебе мало не покажется. Поняла?
Он был уверен, что девчонка и пикнуть не посмеет, даст ему уйти. Конечно, не стоило заводиться из-за такой мелочи, но Рябой терпеть не мог, когда какие-то там соплюшки, ничего из себя не представляющие, начинали качать права.
Перед тем как покинуть киоск, он еще раз обернулся и посмотрел на девчонку долгим, немигающим взглядом:
– Пикнешь – убью. Поняла?
Он видел, что продавщица поверила в реальность угрозы. Ему всегда верили, потому что Рябой был сама искренность. Слово «убийство» значило для него не больше, чем «метро», «футбол», «зоопарк». Рябой привык убивать и искренне считал, что это и есть его призвание. Судьба благоволила ему: в конце концов, нашелся и тот человек, который сумел по достоинству оценить его таланты. Если бы не он, Рябой бы точно пропал. Сгнил бы на зоне, куда несколько лет назад его упрятали проклятые менты. Этот человек (Рябой называл его Хозяином) помог ему выйти на свободу, обеспечил новыми документами и, что самое главное, работой. Причем такой, о которой Рябой и не мечтал.
Примерно раз в месяц в абонентский ящик, который он снял на свое имя, приходило письмо. В тщательно заклеенном конверте лежала фотография будущей жертвы, листок с ее адресом, а также инструкции, к какому сроку следует выполнить заказ. Чаще всего сроки эти были вполне приемлемыми – один или два месяца. Когда заказ был выполнен, Рябой звонил Хозяину и договаривался о встрече. Обычно они встречались в каком-нибудь людном месте – в парке, в кинотеатре, на стадионе. Там Хозяин передавал ему новый конверт, на этот раз с деньгами. Обменявшись рукопожатием, они расходились в разные стороны. Говорить им было абсолютно не о чем. Разве что обсудить детали нового задания?..
Войдя во вкус, Рябой стал убивать не только тех, на кого указывал Хозяин. Такое случалось нечасто – примерно раз в полгода. Естественно, за «сверхурочку» ему ни хрена не платили, но зато он получал моральное удовлетворение. Особенно нравился Рябому подготовительный этап: на протяжении недели неотступно следовать за будущей жертвой, мысленно примерять, какая смерть будет ей к лицу. В такие минуты он чувствовал себя богом: захочу – помилую, захочу – убью, а при желании превращу убийство в самый настоящий ритуал. Все это давало ощущение полной свободы и походило на занимательную игру.
Его никогда не мучили воспоминания о людях, которых он лишил жизни – по приказу или по собственной прихоти. Ну разве стоило забивать голову мыслями о тех никчемных существах, которые получали то, что заслуживали? Все эти «ночные бабочки», алкоголики, сварливые продавщицы и прочие отбросы общества… Да у него язык не поворачивался назвать их людьми! Иногда среди его жертв попадали и вполне респектабельные дамы. Таких он убивал с особым наслаждением. Ведь если рассудить, положения в обществе они достигли тем же традиционным методом, каким обыкновенная шлюха зарабатывает себе на пропитание. Только вместо жалких пятидесяти баксов получили богатого мужа, загородный дом и крутую тачку…
Пройдя десяток метров, Рябой обернулся и еще раз взглянул на киоск, на котором красовалась весьма претенциозная реклама: «Дешево и вкусно». Удовлетворенно усмехнулся – а девчонка-то оказалась понятливой: не побежала за милицией и забегаловку свою прикрыла.
«Ладно, пусть живет», – задним числом решил Рябой и шагнул к своей машине.
Возбуждение, которое он обычно испытывал при виде чужого страха, не прошло. Даже усилилось. Сейчас ему хотелось одного – снять этот, как теперь говорят, «стресс». Чертова продавщица его здорово завела, но она, к сожалению, не годилась на роль жертвы – слишком труслива и безответна. Такую даже убивать неинтересно. К тому же не было гарантии, что никто из соседних киосков его не запомнил. А Рябой не любил оставлять свидетелей…
«Если я немедленно кого-нибудь не найду, опять сорвусь, – подумал он, привычным движением поворачивая ключ зажигания. – Ладно, надо взять себя в руки и прикинуть, на какой вокзал лучше поехать. Курский ближе всего. Но там в последнее время крутится много ментов… Остается Белорусский. Чего-чего, а дешевых шлюх там – пруд пруди…» – Рябой почувствовал, как по телу разливается приятное тепло.
И вдруг острая, как бритва, мысль пронзила его разум – Маргарита Волошина! Впервые он увидел ее два месяца назад, когда следил за очередной жертвой – на этот раз респектабельной потаскухой. Она зачем-то обращалась в детективное агентство, которое возглавляла Волошина. Наверное, хотела нанять сыщиков, чтобы вывести на чистую воду своего толстяка-мужа, гулявшего направо и налево.
Разобравшись с дамой из высшего света своим традиционным способом, Рябой переключился на Волошину. Ему было чертовски любопытно узнать – как живет и чем дышит владелица самого модного в столице детективного агентства. Как оказалось, и Волошина, и ее напарник Андронов были не теми, за кого себя выдавали. Рябой осознал это, увидев, что устроили эти двое у американского посольства. Этот эпизод натолкнул его на мысль, что за спиной у «сладкой парочки» стоит серьезная организация. Но это только позабавило Рябого… Сам того не желая, он увлекся Волошиной. С той самой минуты, когда увидел ее впервые, он потерял душевное равновесие. Эта чертова баба мерещилась ему повсюду – в метро, в полупустых залах кинотеатров, среди завсегдатаев прокуренных баров. Он следил за нею денно и нощно, пытаясь понять – почему эта дамочка вызывает в его душе целую бурю неведомых доселе чувств? Неужели только потому, что она так хороша собою? Он делал все, чтобы заставить ее трястись от страха, искренне надеясь, что это как-то утолит его жажду. Он неистово желал взглянуть на нее другими глазами – не как на причину своих страданий, а как на жертву. Но Волошина оказалась крепким орешком. Если и испугалась, то ничем не выдала себя, не ударилась в панику. И тогда Рябой наконец-то понял, почему его влечет к ней. Все оказалось просто, как дважды два: они слеплены из одного теста. Они – две половинки одного пирога. Она – его судьба, а против судьбы, как известно, не попрешь. Эта мысль принесла ему долгожданное успокоение. Но в один прекрасный момент все переменилось. Это произошло, когда он вдруг обнаружил, что у него появился конкурент – невысокий, лысоватый парнишка в темных «Жигулях». От этого внешне неказистого паренька исходила реальная угроза. Рябой, чувствительный к подобным вещам, просек это сразу. И внутренне взбунтовался – кто дал недомерку право следить за женщиной, которая целиком и полностью принадлежала ему, Рябому? Которая была, в известном смысле, его собственностью и его судьбой…
Воспоминания обволакивали мягко, неназойливо, как лондонский туман: темная лестничная площадка, выходящий из квартиры Волошиной недомерок, взмах ножа и лужица крови на бетонном полу. И – на удивление – тяжелое тело, которое Рябой тащил на чердак, обливаясь потом и вздрагивая от каждого шороха… Ему повезло – по дороге он никого не встретил. А если бы и встретил, то ничего страшного не произошло бы. Столь житейскую картину – один из алкашей волочит на себе второго, пьяного в стельку, – можно наблюдать чуть ли не каждый день. Самым сложным оказалось поднять недомерка по чердачной лестнице. Но и с этим Рябой справился. Свалив тело в угол, он вернулся к своей машине, чтобы взять топор и спортивную сумку…
И хотя с момента убийства прошло почти двое суток, Рябому вдруг показалось, что это случилось не более получаса назад. Он даже покосился на свои руки – не остались ли на них следы крови? Тогда он перепачкался с головы до ног. Хорошо, что захватил из машины смену одежды…
2
Пескарь не выходил на связь уже сорок восемь часов, и Зиновьев забеспокоился. Утром, придя на работу, он первым делом попытался дозвониться агенту, но его попытки не увенчались успехом. Конечно, Пескарь мог отключить сотовый, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. К примеру, если бы он решил сыграть роль забулдыги-сантехника, то телефон был бы ему точно ни к чему.
Но прошел час, другой, а Пескарь не звонил – его сотовый отзывался длинными гудками, и Зиновьев начал тихо звереть. В его практике случалось всякое. Бывало, что агенты исчезали на неделю-другую, а потом объявлялись и объясняли свое длительное отсутствие как-нибудь вполне прозаично: объект наблюдения неожиданно сорвался с места и умчался к черту на кулички. Так неожиданно, что агент не
