заменить лампу стоп-сигнала, потому что у вас его нет, и нет даже гнезда, куда его можно установить. Не понимаю, как это возможно.
– Да как нет! – потеряв терпение, Алексей выскочил из машины и подбежал к горе-мастеру. – А это что? – Он указал на лампу, торчавшую из гнезда. И тут до Алексея дошло. Он и сам так однажды прокололся. На губах его заиграла улыбка.
– Тут одна лампа, а должна быть еще одна – стоповая, а тут только для поворотников, я проверял, – сконфуженно мямлил механик.
Алексей спокойно отобрал у него стекло от задней фары-лодочки, приладил его на свое место и попросил Ирину включить сначала сигнал поворота, а потом, выключив его, нажать педаль тормоза. Несмотря на то, что лампа была одна, она и мигала при включенном «поворотнике» и загоралась в режиме торможения. У латышского механика чуть крыша не поехала от увиденного.
– Лампа-то одна, – растерянно повторил он.
– Это русское волшебство, – ухмыльнулся ему Алексей и ловко выудил из нагрудного кармана механика две свои десятки, – бывай!
Оставив механика с открытым ртом, Алексей прыгнул в машину и завел двигатель.
– Чего он от тебя хотел? – поинтересовалась Ирина, указав глазами на обалдевшего механика.
– Хм. Да ничего, – хмыкнул Алексей, резко выруливая на дорогу, – чувак никогда не слышал о транзисторном реле в цепи световой сигнализации «двадцать первой» «Волги». Привык к иномаркам, а дай ему простой советский «Запорожец» – у него от натуги мозги из ушей полезут.
Иннокентий с ненавистью смотрел вслед «Волге». Губы сжались в узкую бескровную полоску. На скулах играли желваки.
– Суки, – выдохнул он и вздрогнул от прикосновения Пригожина.
– Пошли, Кеша, отойдем, пошептаться надо.
Ненавидящий взгляд Иннокентия переместился на Пригожина.
– Ладно, чего зыркаешь, дыру протрешь! – хохотнул Пригожин. Затем бесцеремонно оттащил своего подопечного в сторону.
Механик в это время вставил в выхлопную трубу «ЗИСа» датчик и отошел к пульту, чтобы зафиксировать параметры выхлопа. В следующую секунду работавший на холостых оборотах двигатель «ЗИСа» взорвался. Пригожин толкнул Иннокентия на землю. Сам упал сверху, а над головой, вращаясь, пролетел оторванный капот их машины. В баке было полно горючего, поэтому после взрыва стенд и покореженные останки «ЗИСа» объяло пламя. В небо повалили черные клубы дыма. К ногам дорожного полицейского грохнулся горящий карбюратор, и латыш с хриплым криком отпрыгнул в сторону, матерясь на чистом русском языке. Никто не знал о презервативе, заполненном гептаном, который Пригожин спустил в бензобак. Это взрывоопасное вещество применялось в сверхмалых дозах для уменьшения октанового числа бензина. Доза же его в презервативе была лошадиной. Латекс растворился в бензине, гептан попал в двигатель и сдетонировал. Во взрыве погибли все улики, а главное – не осталось никаких следов. Никто не сможет определить, из-за чего рвануло. Работа была сделана на высшем уровне.
Придя в себя, Иннокентий посмотрел на «пионерский» костер в месте, где еще недавно стояла его машина, и нечеловечески заорал, вцепившись себе в волосы.
Дико вытаращив глаза, Иннокентий зашипел, вытянул вперед руки с растопыренными пальцами и пошел на механика. Механик попятился и спрятался за спину полицейского, что-то лопоча на своем языке. Однако полицейский и сам оробел. Положив руку на дубинку, а вторую выставив перед собой, он неуверенно выкрикнул:
– У вас шок! Успокойтесь! Я сейчас вызову медиков. Они вам помогут.
Пригожин обхватил Иннокентия, оторвал его от земли и оттащил в сторону. Со стороны города уже примчались пожарные машины, полиция, а за ними карета неотложной помощи. Иннокентий же сидел на корточках и тихо подвывал, временами что-то бормоча себе под нос.
– Да чего ты, в самом деле, раскис как баба, – фыркнул Пригожин.
– Я убью их всех, – прошипел Иннокентий тихо.
– Не надо никого убивать, – весело сказал телохранитель, наблюдая, как полицейский указывал на них врачам, – взрыв не питерские устроили.
Голова Иннокентия дернулась. Его лицо повернулось к Пригожину. В глазах стоял немой вопрос.
– Только держи себя в руках, – потребовал Пригожин и, придвинувшись к Иннокентию, шепнул ему на ухо, что это он уничтожил «ЗИС». Глаза у парня стали похожими на блюдца. На секунду он окаменел, не в силах издать ни единого звука.
– Эй, молодые люди, скажите, вам нужна медицинская помощь? – обратился к ним врач. – Вы пережили сильный стресс, и я могу вам дать легкое успокоительное. – В доказательство он похлопал себя по медицинской сумке.
– Нет, спасибо, у нас все в ажуре, – отмахнулся Пригожин. Иннокентий словно ждал этого и напал на своего собственного телохранителя, стараясь его удушить. Пригожин вывернулся и врезал подопечному коленкой под дых. Цепляясь за одежду телохранителя, Иннокентий сполз на землю.
– Охолонись, пацан, – процедил сквозь зубы Пригожин.
Повторного нападении Пригожин не опасался, решив, что этот засранец понял, кто он есть на этой грешной земле. У врача, наблюдавшего потасовку, от удивления отвисла челюсть.
– У нас нет проблем, чувачок, иди занимайся своими делами, – посоветовал ему Пригожин.
Через мгновение телохранитель, к своему изумлению, получил удар кулаком между ног и от боли сложился пополам. С победным кличем Иннокентий бросился в атаку. Тут уже пришлось вмешаться полиции и медикам. Первые оттащили его от Пригожина, а вторые совместными усилиями вкатили Кеше целый шприц успокоительного. Только после этого он наконец-то затих.
Глава 44
Толстая решетка на окне тюремной камеры вызывала у Боба Гришема приступы клаустрофобии. В такие минуты ему хотелось кричать, бросаться на нее и трясти прутья, требуя свободы. В комнате для допросов была такая же решетка, и он тоскливо глядел сквозь нее на синее небо в редких белых облаках, думая о том, как же много теперь его отделяет от мира нормальных людей. Еще вчера он был уважаемым человеком, занимался серьезным делом, а сегодня он заключен под стражу в чужой стране и ему «светит» серьезный срок.
С защемившим сердцем Гришем достал из пакетика мятный леденец, сунул его в рот и закрыл глаза, представив, что он опять на воле, а вся поездка в Германию была только сном.
– Я даже под залог не могу вас вытащить. – Голос адвоката вернул его с небес на землю.
– Неужели ничего нельзя сделать? – тихо спросил Боб. От запаха дорогого одеколона адвоката его мутило.
– Боюсь, что нет, – печально покачал головой адвокат. – Наркотики – серьезное обвинение. Не говоря уже про все остальное… К тому же Фриц – человек уважаемый в стране, а вы обвиняете его жену…
– Но это правда, – вспыхнул Боб, подскочив на стуле, – я уверен, что она вообще из русской мафии.
Заметив, что тюремный охранник косится на них через стеклянное окошко, он сел на место.
– Даже я, ваш защитник, не могу поверить в вашу историю, – вздохнул адвокат. – Кстати, вот список изъятых у вас вещей. Вы находились в таком состоянии, что даже не смогли подписать его. Проверьте, все ли здесь перечислено.
Дрожащими руками Боб взял бумагу. В животе у него будто все заледенело. Будущее грозило ему нескончаемой чередой дней и ночей в серых стенах каземата. Вспомнились все ужасы, которые он слышал о тюрьме. Смешно было надеяться, что такой, как он, сможет выжить в этом аду. На глаза навернулись слезы. Затуманенным взором Боб просматривал список, грыз леденцы и с отчаянием придумывал план побега, поскольку законных путей к спасению он не видел. Главное – добраться до Америки, а там его не достанут. Но как выбраться? Симулировать сердечный приступ? Боб представил, как берет в заложники врача, выходит с ним на тюремный двор и в следующую секунду полицейский снайпер разносит ему череп. Картина показалась ему столь реалистичной, что Боб всхлипнул.
– Ну-ну, Боб, мужайтесь, это еще не конец света, – подбодрил его адвокат.
Американец его даже не услышал. Его глаза были прикованы к одной строчке в списке. Эта строчка
