Отступавшие чеченцы огрызались плотным огнем. На прощание по десантникам и засевшим в развалинах федералам дали залп из не менее чем трех станковых противотанковых гранатометов. Майор Дронов попал под этот прощальный салют боевиков.
Нашпигованного осколками комбата доставили в госпиталь, а потом перевезли вместе с другими тяжелоранеными в Москву. Пройдя через несколько операций, Дронов встал на ноги и продолжил службу. После успешного окончания академии Дронову доверили командовать полком.
В отличие от многих старших офицеров, Дронов знал цену солдатской крови. Своих людей понапрасну не подставлял. Надеялся, что позор первой чеченской войны не повторится и искренне желал, чтобы эта перемалывающая жизни мясорубка, раскрученная в непокорной республике, поскорее остановилась. Войну он воспринимал как тяжелую грязную работу, отнимающую силы, здоровье и нервы.
– Разрешите. – Капитан Верещагин приоткрыл дверь.
Комполка сидел в кабинете, напоминающем монашескую келью. Кабинет, странной идеально квадратной формы размером четыре на четыре метра, был тесноват для такого крепкого мужчины, как Дронов. Но в раздолбанной войной Чечне каждое помещение могло считаться роскошью.
– Входи, капитан, – приветливо махнул рукой комполка.
Офицеры поздоровались за руку. Дронов никогда понапрасну не показывал своего превосходства перед подчиненными. Его предок в третьем колене служил в лейб-гвардейском императорском полку. Прадед Дронова сгинул в болотах Восточной Пруссии, когда выходил из немецкого окружения. Больше в семье офицеров не было, пока комполка не возобновил традицию служить Родине. Гены гвардейца передались по наследству правнуку.
– Как плечо? – участливо спросил комполка.
– Нормально, – усаживаясь в конце Т-образного стола, ответил Верещагин.
Комполка озабоченно произнес:
– Ты не хорохорься! Это место особенное. Плечевые кости – тонкая конструкция. Надо хорошенько обследоваться. Пролечиться как следует.
«Откуда у «папы» такие глубокие познания в медицине? Сейчас еще атлас анатомический достанет, чтобы наглядно продемонстрировать особенности сухожилий и связок предплечья», – улыбнулся про себя капитан.
Заметив тень улыбки на лице Верещагина, комполка тут же отреагировал:
– Напрасно ухмыляешься.
– Извините, товарищ полковник, – с серьезной миной произнес Верещагин.
– И физия у тебя бледная. Ой, не нравится мне твоя кондиция, капитан. Рано тебя из медсанбата отпустили.
– Да здоров я! – воскликнул Верещагин.
Нахмурившись, комполка отрубил:
– Это не тебе решать.
– То есть… – не понимая, куда клонит «папа», произнес капитан.
Комполка зашуршал разложенными на столе бумагами. Выдернув из папки лист, он потряс им перед глазами Верещагина.
– Представление на правительственные награды для твоих парней я подписал. Сегодня отправим наверх, – резко сменив тему, сказал Дронов.
– Спасибо.
С неожиданной ожесточенностью комполка произнес:
– Мертвых у нас любят награждать. С оставшимися в живых – хуже.
Сообразив, что речь пойдет о главном, Верещагин внутренне напрягся.
– Тебе, капитан, тоже орден полагается, – продолжал командир. – Но пока разбор полетов идет, придется подождать.
Верещагин, которому надоели допросы, полунамеки следователей и вообще вся эта катавасия, глухо пробормотал:
– Обойдусь.
Комполка встал из-за стола. В тесном пространстве кабинета его фигура выглядела еще внушительнее. Капитан тоже вскочил.
Необычайно серьезным голосом Дронов сказал:
– Орденами, брат, не разбрасываются.
– Так точно, – исправляя оплошность, отчеканил капитан.
– Да ты садись! Это я нужные слова к месту из хорошего фильма вспомнил, – невесело улыбнулся «папа».
Верещагин подчинился просьбе командира.
Тот, как о давно решенном деле, произнес:
– В общем, так, капитан. Поедешь в краткосрочный отпуск. Проведаешь златоглавую, погуляешь по Арбату. Дома давно не был?
– Давно.
– Вот и проведаешь родные места. Заодно дам тебе адресок друга. Он хирургом в главном военном госпитале работает. Классный специалист, между прочим. Посмотрит твое плечо.
– Не надо, – попробовал возразить капитан.
Дронов фальшиво возмутился:
– Опять за свое?!
– Но ведь расследование не закончено. Меня в любой момент вызвать могут.
– Вызовут – приедешь. Ты подписку о невыезде давал?
– Нет, – пожал плечами капитан.
– Вот видишь, не давал. А я, как командир полка, имею право наградить отличившегося офицера краткосрочным отпуском. – Смягчив тон, Дронов добавил: – Начмед тоже бумагу выправит. Мол, тебе необходима консультация ведущих хирургов.
Десантник, не искушенный в интригах, рубанул сплеча:
– Зачем все это, Александр Иванович?
Комполка, понурив голову, молчал. В кабинете повисла звенящая тишина. Что-то грызло комполка изнутри.
Прервав затянувшуюся паузу, Дронов сказал:
– Не нравится мне вся эта возня вокруг тебя.
– Что именно? – спросил капитан.
– Разные тыловые крысы домыслы строят, – уклонился от прямого ответа Дронов.
Желая помочь командиру, Верещагин назвал фамилию, которую комполка не отваживался произнести вслух:
– Кривонравов воду мутит?
Глаза комполка округлились от удивления.
– А ты откуда знаешь?
– Следователь проинформировал, – усмехнулся Верещагин.
– Болтливые нынче следаки стали. – Карандаш в пальцах комполка хрустнул и переломился пополам. – Но это хорошо, что ты расклад знаешь. Я из тебя крайнего сделать не дам. Компетентные органы разберутся. Тогда и эта тыловая крыса фитилек прикрутит. А пока тебе лучше на время уехать.
Поняв, что с «папой» лучше не спорить, капитан Верещагин кивнул. В душе он не был уверен в правильности решения командира. Краткосрочный отпуск ничего не решал, но он оценил заботу Дронова.
Не удержавшись, капитан спросил:
– Думаете, все утрясется?
– Я тебя отсылаю, чтобы ты глупостей не наделал, – с подкупающим откровением признался Дронов. – Тут атмосфера такая, что рука сама собой к пистолету потянется. А после того, что ты пережил, болтовня этой паскуды Кривонравова любого довести сможет. Так что поезжай, Паша.
С сумрачным видом Верещагин согласился:
