прежнему остаюсь там чужим. Мою страну обороняют пираты, называющие себя патриотами, ею правит королева, которая твердит о благе Англии, но на деле служит только самой себе; женщина настолько эгоистичная, что не желает думать о наследнике для страны, а потому обрекает ее на гражданскую войну в случае своей кончины. Под стать ей и приближенные, такие как Роберт Сесил, чья мораль и вера вращаются вокруг его личных интересов. Королева, Сесил, Уолсингем, Бэрли… Все они хотели бы, чтобы я пожертвовал своей жизнью ради них. Но никто из них не хотел бы ничем пожертвовать ради меня.
— Вы еще слишком молоды, чтобы носить в душе такую озлобленность, — заметил герцог. — А когда вы узнаете, что на вашей второй родине, в Испании, вожди не чужды эгоизма, что не все являются истинно верующими, и даже среди служителей веры есть люди действительно порочные, не озлобитесь ли вы на Испанию так же, как на Англию?
— Англию я не выбирал, — промолвил Грэшем. — Выбор был сделан за меня. Я выбрал Испанию.
Наступила долгая пауза. Сидония испытующе смотрел на Грэшема. Тот спокойно выдержал его взгляд.
— Я, может быть, призову вас в советники, но не сейчас, — сказал герцог. — Пройдет не меньше недели прежде, чем мы подойдем к Англии, а на борту «Сан-Мартина» людей гораздо больше, чем следует.
Дело обстояло именно так. Помимо моряков и солдат на корабле находилась также свита герцога и множество молодых испанских дворян, жаждавших славы.
— Может быть, вы понадобитесь мне поближе к началу военных действий, — продолжал герцог, — а может быть, и нет. И еще я чувствую: у вас в душе — напряжение и разлад, но не понимаю, в чем тут дело.
При этих словах Манион, понимавший по-испански, усмехнулся и что-то пробормотал.
— Да ты наглец! — возмущенно заметил герцог.
— Простите, ваша светлость, — ответил Манион по-испански, — но я помню его еще вот таким. — Он показал рукой расстояние от пола до своих колен. — Он и тогда был напряженным и в разладе сам с собой. Это никогда не менялось. Прошу прощения за мою дерзость.
— Кажется, ему не повезло в жизни, — задумчиво промолвил Сидония. — Но возможно, повезло с тобой. Вы оба свободны.
— По-твоему, ты мне помог? — прошипел Грэшем, когда они вышли.
— Главное дело — я сказал чистую правду, — ответил Манион.
Испанские корабли покинули Корунью 21 июля, а через восемь дней моряки впервые увидели английский берег в районе Лизарда. При виде родных берегов Грэшем испытал острое чувство сожаления.
— Как вы думаете, о чем они там говорят? — спросил Манион.
Над флагманом реяло знамя с образом Девы Марии — призыв к капитанам и командирам собраться на его борту. Грэшем и Манион присутствовали на мессе вместе со всей командой «Сан-Сальвадора».
— Я знаю, что следует делать, — сказал Грэшем. Он был весь в напряжении, как натянутая струна.
— Да? — спросил Манион. — Стать шпионом в пользу Франции и Голландии, чтобы вся Европа, а не ее половина вас ненавидела?
— Нет. — Грэшема проигнорировал его замечание. — Следует взять курс прямо на Плимут. При таком ветре английский флот не может выйти в открытое море. У англичан все преимущество — в скорости. Если бы Сидония направился в Плимутскую гавань, англичане не смогли бы сманеврировать и он половину судов взял бы на абордаж. — Он показал на мощные башни на носу и на корме их корабля. Там находились солдаты, способные с большой высоты обстрелять или поджечь палубу неприятельского судна и высадить на него массированный десант.
— Входить в Плимутскую гавань трудно, — заметил Манион. — Можно потерять много кораблей.
— Что значат такие потери, если англичане потеряют половину своего флота? — возразил Грэшем. — Слово теперь за Сидонией.
В огромной каюте герцога Медины Сидонии собрались капитаны и командиры. Они наседали на командующего, излагая свою тактику:
— Мы теперь должны частью нашего флота атаковать Плимут. У нас есть шанс сократить наполовину флот противника и взять его за горло. Это же золотая возможность!
Сидония слушал их с непроницаемым видом, скрывая за ним сильное волнение. Как мог он, человек глубоко сухопутный по природе, принимать решения от имени людей, прекрасно знающих море? Он не мог понять, отчего герцог Пармский не отвечал на его письма, хотя они требовали ответа. Прошло два месяца с тех пор, как Сидония получил от него последнее письмо. У них имелись быстроходные катера, способные доставлять такие письма за несколько дней. Скоро, видимо, придется остановить Армаду. Возможно, у острова Уайт, пока не будут получены точные сведения, что армия герцога Пармского готова к переброске в Англию.
И все же Сидонию смущал не риск. Война всегда связана с риском. Но здесь война велась на море. Его пугало то обстоятельство, что простая перемена ветра или недооценка защищенности Плимута могут привести к потере части вверенных ему лучших испанских кораблей.
— Вход в Плимутскую гавань узок и опасен, — сказал он наконец. — У нас есть строжайший приказ короля вести флот на соединение с армией герцога Пармского, а не просто искать сражений с противником. Соединение с его армией — наша главная и единственная задача. — Это было правдой не считая того, что он сам уже собирался остановить флот то есть нарушить приказ короля. — Поэтому нам надо занять оборону у острова Уайт и, если потребуется, ожидать вестей от герцога Пармского. — Он повернулся к одному из адмиралов-ветеранов, шестьдесят лет водившему корабли в бой, и сказал с улыбкой: — Если мы там остановимся, вы получите ваш морской бой. Имея в виду будущие сражения, я не могу позволить преждевременно истощить наши силы.
Адмирал нехотя согласился с командующим, признав его рассуждение логичным. Все остальные явно остались недовольными его решением. Но Сидония знал: они все — опытные бойцы и испытанные во многих боях патриоты. Они идут в бой во имя Господа, и дело их правое. Разве они не заслужили победу?
В полумиле от флагмана Грэшем напряженно смотрел на море. Шел сильный дождь, вода текла по лицу, и разглядеть что-то было непросто. Но вот он заметил, что катера отплывают от «Сан-Мартина». Значит, решение принято! Через некоторое время Армада начала медленно перестраивать свой боевой порядок. Боевые корабли выстроились полумесяцем, и авангард из самых быстроходных и тяжеловооруженных судов приготовился прийти на помощь туда, где возникнет опасность. Значит, они готовились к обороне! Сидония решил не рисковать, атакуя Плимут, и сосредоточить весь флот в одном месте.
— А помните Кадис? — спросил Манион. Грэшем, конечно, помнил сумасшедшую атаку на порт, который Дрейк не очень-то хорошо и знал, причем тогда капитаны не подталкивали своего командира, а сами старались поспеть за его планами. — Ну, здесь-то малость по-другому. Не знаю, то ли герцогу не нужны ваши советы, то ли испанцам нужен в командиры Дрейк.
Капитан «Золотого оленя» сам не мог бы сказать, почувствовал ли он в большей степени изумление или страх перед мощным противником, когда он впервые заметил огромный испанский флот. Он поспешно передал эти сведения Дрейку.
Дрейк посмотрел на море. С берега испанцев еще не было видно.
Сильный ветер все не утихал и держал английские корабли в гавани. Что, если испанцы пошлют десять — пятнадцать своих лучших галеонов и нанесут удар по английскому флоту прежде, чем он успеет двинуться с места? Проклятие! Вывести из гавани как можно больше кораблей сейчас будет чрезвычайно трудно, а плавное — для такой операции требуется время. А времени у них не было. Дрейк поспешил на пристань, собираясь отдать необходимые распоряжения и лично проследить за тем, как пойдет дело, до того как на горизонте появится тьма испанских кораблей.
