профессиональную стихию, тут же утратил суетливость и нервозность, став спокойным и собранным. – Извольте подождать меня около часа, попейте чайку, а потом мы обсудим с вами ваше дальнейшее путешествие. Я рекомендую вам приобрести билеты пароходства братьев Каменских, самого крупного на Каме. А сейчас прошу меня извинить – меня ждет пациент.
Когда за доктором закрылась дверь, Катерина обернулась к Захару и тревожно спросила:
– Вы отправитесь с нами?
Молодой человек опустил русую голову и промолчал. На билеты в третьем классе ему бы вполне хватило денег, оставшихся после работы в обозе, но во время долгого пути потребуются еще средства на питание, а оно на пароходе недешево…
Служанка разлила по белым фарфоровым чашкам ароматный мятный чай и деликатно скрылась вслед за хозяином. Неожиданно к Катерине обратился Григорий:
– Коли на пароход Каменских билет возьмете, то и мы с вами поплывем. У них там четвертый класс есть, простой народ почти даром возят. Если сухарей запасти да на пристанях чего подкупать, то можно и отправиться.
– Да и на пароходе мы вряд ли столкнемся с вашими преследователями, кто бы они ни были, – оживился Захар, услышав предложение паломника.
– Это будет замечательно! Матушка, давай так и сделаем? – обрадовалась Катерина и потянулась к чашке с горячим чаем. – Сколько дней будет длиться наш путь до Казани?
Ответил ей снова Григорий:
– Дня три-четыре. О прошлом годе я до Сарапула добирался, так пару дней плыл.
– Много же ты успел повидать, а я вот на пароходах этих и не бывал… – с легкой завистью пробормотал Захар.
– Ну вот и посмотришь на диковину, – подливая еще чаю, улыбнулся в бороду паломник.
Никто из сидящих за столом не завел разговор о Вострогове, минуя эту неприятную тему. А Анастасия Леонтьевна старалась о нем даже не думать, потому как не знала, огорчается она тому, что случилось со Станиславом Сергеевичем, или больше радуется. Однако она совершенно точно умирала с голоду после своего вынужденного суточного поста и потому с удовольствием пробовала предложенные к чаю баранки.
– Матушка, – прервал затянувшееся молчание Григорий, – ты уж нынче возражать не станешь, коли я за твою дочь помолюсь, чтобы господь ее исцелил?
– И что, по твоей молитве сбудется? – скептически, но теперь уже доброжелательно улыбнулась вдова.
– От одной молитвы она, может, и не излечится, но уж боль-то на этот раз совсем отпустит и будет ей облегчение.
Катерина не отрывала взволнованного взгляда от матери, ожидая ее решения, и Анастасия Леонтьевна сдалась.
– Помолись, Григорий. В молитве вреда нет.
– Тебе что-нибудь нужно будет для этого? – тут же подскакивая и забывая о чаепитии, заволновалась Катерина.
– А что может быть нужно для молитвы, милая? – удивился крестьянин и неспешно поднялся. – Вот только сядем рядком, дай я на тебя посмотрю.
Григорий без всякой опаски опустился на шелковую в голубых цветах обивку хозяйского дивана и похлопал широкой ладонью рядом с собой, приглашая девушку сесть.
Катерина бросила на мать короткий взгляд и поспешила опуститься рядом. Паломник взял ее за обе руки и заглянул в глаза. Некоторое время они сидели молча напротив друг друга, а потом он заговорил с Катериной тихо и успокаивающе:
– Твоя боль будто вода в стоячем пруду – отвори ей проход, и утечет вся, не оставив следа. Даже помнить об этом будешь недолго…
Катерина, до этого лишь немного испуганно глядевшая в глаза Григория, вдруг часто заморгала и взволнованно вздохнула. Не отнимая рук у паломника, она нашла взглядом мать и радостно воскликнула:
– Прошло! Отпустило совсем, ей-богу!
– Неужто вышло? – обрадовался Захар, вскакивая из-за стола.
Анастасия Леонтьевна тоже поддалась всеобщему настроению. Морщинка между ее бровями разгладилась, и вдова заохала, радуясь «чуду».
Григорий, кажется, довольный результатом не меньше Катерины, без лишних церемоний обнял девушку и звонко поцеловал в щеку. Катерина смущенно рассмеялась, и вдова поспешила вклиниться между ними, однако шум поднимать не стала. Она чувствовала, что Распутин не вкладывал в этот жест ничего, кроме безыскусного деревенского участия.
Однако радость Анастасии Леонтьевны омрачили слова паломника:
– Сейчас-то боль ушла, но как настанет следующий черед ей пострадать, она вернется, даже если и не такая лютая, как прежде. Если бы я мог помолиться с ней еще несколько раз, господь, возможно, совсем ее помилует, и боли не вернутся…
– Ты наверное знаешь или гадаешь? – нахмурился Захар.
– Наверное лишь бог знает, а я только чую, что может быть, а что – нет.
– Ты можешь молиться с ней на пароходе, пока мы не прибудем в Казань, – предложила вдова.
– Не получится так, матушка, – покачал головой Григорий. – Нужно будет дождаться следующего приступа, иначе не понять, что получается.
Повисла неловкая пауза, сменившая радостное оживление. Анастасия Леонтьевна поднесла к губам чашку, но чай в ней уже остыл. Катерина тоже вернулась к столу и села, как раз когда в гостиную наконец вошел хозяин.
Гордецкий выглядел уставшим, но довольным.
– Что случилось, доктор? Как ваш пациент? – первой задала вопрос Катерина.
– Ему лучше. Для того чтобы снизить давление внутри, пришлось сделать отверстие в черепе. Теперь ему предстоит долгий период лечения. Но я надеюсь, что операция не нанесла тяжелых повреждений.
Последнюю фразу Гордецкий произнес не без гордости.
– Доктор, мы все знаем, что этот человек может быть опасен. И во избежание дальнейших бед мы хотим передать вам несколько сделанных им снимков, – Анастасия Леонтьевна забрала у дочери тонкую стопку из пяти-шести светописных картонок. – На этих изображениях запечатлена одна из его жен. Он заставил ее позировать вместе с телом их мертворожденного младенца. На обороте есть подписи его собственной рукой. Делайте с ними все, что посчитаете нужным.
Доктор потрясенно уставился на маленькие картонки в своей руке:
– Хорошо, что вы не показали мне их раньше. Моя рука могла бы дрогнуть…
Глава 9
Рубаха на спине ямщика промокла от пота, и перед глазами танцевали яркие пятна. Солнце пекло неумолимо, и Захар начинал понимать Григория, который предпочитал проводить время в душном, но тенистом трюме.
Путешествующие по Каме крестьяне, паломники и поденщики располагались прямо под открытым небом, на нижней палубе на носу парохода. Никаких удобств им не предоставлялось – дощатая палуба вместо постели, собственные котомки вместо подушек. И никакого укрытия от дождя или солнца.
Захар и Григорий еще успели устроиться довольно удачно – возле борта, на который можно было опереться спиной или укрыться от ветра.
Небольшой пароход под названием «Отец», принадлежащий товариществу братьев Каменских, произвел на Захара впечатление. Кроме внушительного колеса, у парохода были две длинных узких трубы и три палубы. Деревянный корпус судна был обшит металлом.
С нижней палубы Захар мог, задрав голову, наблюдать за перилами верхней палубы и ждать, не появится ли Катерина. Она вместе с матерью прошла на пароход по другому трапу и теперь занимала одну из двухместных кают первого класса.
Пассажирам четвертого класса не было ходу на верхние палубы, где обитали первый и второй классы,
