услышит нечто страшное.
– Дело в том, что я должен сообщить вам тяжелую новость. – Анисимов вздохнул, потянулся за сигаретами, но быстро сообразил, что курить здесь, скорей всего, нельзя. – Сегодня утром он был найден убитым. В реке, около деревни Осиновка.
Анисимов помолчал, соблюдая необходимые приличия, потом сказал:
– Елизавета Алексеевна, примите мои соболезнования. Мне очень неудобно, но не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
В глазах директрисы стояли слезы. Она кивнула, не разжимая губ. И опустилась в кресло, машинально поставив чайник на колени.
– Скажите, пожалуйста, когда вы последний раз видели Валентина Владимировича?
– В пятницу. В пятницу днем. – Она говорила через силу, усилием воли сдерживая рыдание.
– Где это было?
– Здесь. В школе. Он обещал, что в понедельник зайдет ко мне обсудить летние планы…
Голос ее задрожал, она замолчала.
– Планы?
– Да. Он должен был в июне собирать детей из кружка, вести их в поход по местам боев.
– Он проживает… проживал в Васильевских Дворах?
– Да.
Анисимов достал из кармана блокнот, открыл страницу, прочитал:
– Первомайская, 24. Правильно?
Елизавета Алексеевна кивнула.
– У него была семья?
– Он так и не женился. А родители умерли несколько лет назад.
– Ясно. Близкие друзья?
– Он всегда был очень замкнутым человеком. Общался, насколько я знаю, только с Виктором Яновичем, учителем математики. Еще, кажется, с соседями… Больше не знаю.
– Простите, что спрашиваю, но это необходимо… Личная жизнь? Подруги?
– Ничего не знаю точно. Одно время вроде у него была невеста.
– Местная?
– Нет, из Монастырска. Сотрудница музея. Как зовут, не знаю.
– Они давно перестали встречаться?
– Он мне об этом не докладывал.
Елизавета Алексеевна произнесла эти слова неожиданно резко, даже зло, уже совершенно не владея собой. Потом сильным движением головы откинула волосы назад, посмотрела куда-то вверх. Анисимов понял, что перешел невидимую грань и случайно вторгся в запретную зону. Поэтому замолчал, повел взглядом по сторонам, выискивая в обстановке кабинета подтверждение своей догадки. И вдруг увидел на полке, за стеклом книжного шкафа, искусно выполненный шарж, в котором угадывался облик учителя истории. Крупными буквами сбоку было написано: «Дорогой Елизавете Алексеевне в день рождения от автора. Сим победиши».
Анисимов выдержал паузу, потом спросил:
– А школьные товарищи, однокурсники? С ними он поддерживал отношения?
– Не знаю. Впрочем… Кажется, в Белецке, когда там бывал, останавливался у своего старинного приятеля… Не помню точно. Кажется, его зовут Петр… Фамилия у него еще какая-то странная, двойная. Он мне что-то говорил. Вроде Ерова-Полытина, что ли, не помню…
– Валентин Владимирович часто выезжал в город? В Монастырск? Белецк?
– Да нет. Хотя прошлой зимой много работал в области, в архиве и библиотеках.
– В архиве?
– Да. Он писал исследование о боях в наших местах в Великую Отечественную. Собирался это напечатать. Между прочим, хотел включить в книгу несколько детских работ. Вполне профессиональных, скажу откровенно.
– Понятно. Теперь еще один вопрос. Чем именно занимались дети во время походов? Выявляли воинские захоронения? Или собирали гильзы, ржавое оружие? Копали землянки?
– Всего понемногу. Но по большей части – пополняли школьный музей. У них там соревнования даже были. Кто больше откопает…
Она улыбалась сквозь слезы и так выглядела еще более привлекательной. «Наверное, в нее тайно влюблены некоторые старшеклассники», – вдруг не к месту подумал Анисимов.
– А Юра? Как его фамилия, кстати?
– Юра Беспалко.
– Он ездил с Валентином Владимировичем во все походы?
– Больше всех. Фактически Юра – его помощник. Прекрасно разбирается в военной истории, топографии, археологии, нумизматике. И так далее…
– И вы говорите, он исчез?
– Да. Вчера не был на уроках. И сегодня. Но главное – его уже два дня нет дома. Дядя говорит, что сорвался в воскресенье ни свет ни заря. Ребята тоже ничего не знают.
– А когда вы видели его в последний раз? – неуклюже выразился Анисимов, тут же внутренне отругав себя последними словами.
– Тоже в пятницу, – ответила Елизавета Алексеевна и, не в силах больше сдерживаться, громко зарыдала, так и не выпуская из рук пустой и ненужный теперь чайник.
В этот момент, будто подхватывая инициативу, громкой тревожной трелью залился длинный школьный звонок.
X
Монастырск
28 апреля 2004 г
Раннее утро
Поезд несколько раз дернулся, как будто споткнулся, и резко остановился. Заспанная проводница пробежалась по вагону:
– Монастырск! Монастырск! Стоянка – пять минут! Монастырск! Кто выходит?
Востряков, навесив на плечи вместительный рюкзак, протиснулся в тамбур и осторожно спустился на низкий перрон. Здесь больше никто не последовал его примеру. Только где-то вдали, у самого локомотива, на свежий воздух выбрались покурить две одинокие фигуры.
Около шести часов. Едва рассвело…
Поеживаясь от утреннего холода, Востряков огляделся. Платформа была совершенно пустынной. Лишь метров через двести, у бежевого облупленного здания вокзала, вырисовывались какие-то тени, почти призрачные в туманной дымке зарождающегося дня.
– К платформе номер один прибыл скорый поезд Москва – Белецк, – глухо оповестил неведомо кого сонный женский голос с легким южным «прононсом».
Никто не откликнулся на это объявление. Влажная от росы серая асфальтовая полоса, усеянная окурками и покрытая темными масляными пятнами, так и осталась безжизненной, как песчаный пляж на необитаемом острове.
Вострякова никто не встречал.
– Мужчина, не дадите прикурить? – пошатываясь, из вагона выплыло растрепанное создание в спортивном трико и мятой футболке.
Востряков обернулся, полез во внутренний карман. Девушка подошла, нетвердо передвигаясь по перрону в чудовищных разъезжающихся тапках, долго и старательно пыталась попасть сигаретой в колеблющийся огонек зажигалки, наконец глубоко затянулась, кивнула:
– Спасибо…
Подняла голову, уставилась в лицо Семена:
– А ты ничего… Как зовут?
От нее пахло водкой и луком.
