крокодиловой кожи. Ремень оттягивала кобура, украшенная изысканной сапфирной инкрустацией. Блеск всенародно избранного президента рождал разные мысли, и главной была такая: столь великолепного правителя просто невозможно не любить. Особенно – в одном из самых бедных африканских государств, где средний доход на душу населения не превышал доллара в день…
– Правление Вашего Высокопревосходительства навсегда войдет в историю Африки! – польстил Глен Миллер, заходя в гримерную, и добавил то ли в шутку, то ли всерьез: – Ладно сшит и крепко скроен…
– Жаль только, что не все это понимают! – С трудом оторвав взгляд от зеркала, президент с чувством пожал руку британцу.
Руководитель «Интернэшнл даймонд» взглянул на часы.
– Торжества и военный парад начинаются через полчаса. Надо бы ехать…
– Торжества и военный парад начнутся тогда, когда я прикажу им начаться, – отрезал Верховный главнокомандующий и, позвонив адъютанту по внутренней связи, распорядился принести речь, написанную местными спичрайтерами для публичного выступления.
Подготовка к празднованию Дня независимости началась за несколько недель. Из репродукторов, вывешенных на фонарных столбах, пальмах и стенах домов, с утра до вечера лились военные марши, патриотические призывы и пафосные гимны. Активисты из Африканского патриотического союза молодежи с ловкостью обезьян карабкались по крышам, деревьям и портовым кранам, развешивая флаги, лозунги и транспаранты. На остановках общественного транспорта появились огромные бигборды: Азариас Лулу душевно беседует на кокосовой плантации с чернокожей морщинистой старухой; Азариас Лулу перерезает ленточку на открытии агрогородка в экваториальной глубинке; Азариас Лулу открывает фабрику по переработке акульего мяса… И транспаранты, и бигборды весьма удачно скрывали нищету и убожество столицы. За три дня до празднества на главной столичной площади появился гигантский плазменный экран, с которого телеканал «За Африку!» денно и нощно транслировал рапорты о достижениях молодой экваториальной демократии.
Плазменный телеэкран был подарком «Интернэшнл даймонд» ко Дню независимости, и потому всенародно избранный решил пригласить Глена Миллера в правительственную ложу под первым номером.
– Кстати, а Бамбуча Костяна там будет? – как бы невзначай поинтересовался англичанин.
– Я приказал ему отправляться в родную деревню, проводить идеологическую работу среди населения, – отмахнулся президент. – Там, кстати, проблема: нашествие красных муравьев. Не иначе чье-то колдовство!
– Происки врагов, – понимающе кивнул Миллер.
Президентский кортеж, выехав из ворот резиденции, помчался в сторону проспекта Победителей, главной артерии города. Проспект был абсолютно пуст – горожанам еще со вчерашнего вечера запретили тут появляться. Зато под каждым фонарем стояло по полицейскому с дубинкой на поясе, да на крышах бликовали прицелы снайперов из личной охраны Азариаса Лулу. Мотоциклисты эскорта то и дело включали короткие мелодичные сирены, джипы охраны перемигивались трехцветными маячками. Все это напоминало то ли самоходную рекламу, то ли провинциальную дискотеку с цветомузыкой.
Площадь, раскрашенная в красно-зеленые цвета государственного флага, благоухала шампунем – брусчатку вымыли еще с утра. Огромная трибуна под балдахином, увитая тропическими цветами, была установлена так, чтобы за ней просматривалась акватория порта: военно-морской парад должен был стать гвоздем праздничной программы. Четыре телекамеры с раскрытыми над ними зонтиками контролировали площадь и прилегающий проспект.
Выйдя из лимузина, президент прижал ладонь к бронежилету, спрятанному под кителем, и артистично поклонился публике. Переодетые в гражданку полицейские, государственные чиновники и истеричные домохозяйки из богатых кварталов, любящие всенародно избранного до всхлипов и помороков, зааплодировали с энтузиазмом. Взобравшись на трибуну, диктатор поправил фуражку, достал из внутреннего кармана кителя бумажку с докладом, пощелкал пальцем по микрофону и сделал знак, требующий внимания.
Публика стихла, объективы телекамер синхронно наехали Его Высокопревосходительству прямо в челюсть. Азариас Лулу рубанул воздух и произнес речь. Он говорил о социальной справедливости и всеобщем процветании, которого возглавляемое им государство добилось в рекордно короткие исторические сроки. То и дело сверяясь с написанным, сыпал цифрами о неслыханном росте ВВП и благосостоянии населения. Когда диктатор распинался, признаваясь в любви к Африке и африканцам, на его гуталинового цвета щеках даже блеснули слезы.
– Однако кое-кому не нравятся наши успехи, наш единственно правильный исторический путь, наша справедливая социальная модель. – Голос президента посуровел. – Все эти прогнившие западные, восточные, северные и южные демократии… то есть так называемые демократии, очень хотят восстановить в нашей стране колониальный режим, продать всех нас в рабство, завладеть нашими уникальными природными ресурсами и разграбить цветущие агрогородки! Да и что греха таить – кучка грязных отщепенцев, окопавшаяся у нас под боком, все еще вопит о нарушениях так называемых прав человека, о подавлении так называемой свободы печати, свободы собраний и каких-то еще там гражданских свобод… Но все мы прекрасно знаем: этим подлым предателям наплевать на народ, наплевать на Африку и ее многострадальную историю! Вся эта так называемая оппозиция существует исключительно на зарубежные гранты, на деньги, которые им щедро платят враги нашей страны… Но ведь мы с вами – действительно патриоты?! Мы ведь любим нашу Африку и наше государство не за деньги… как некоторые, а просто так?!
Собравшаяся на площади толпа в едином порыве выбросила в воздух кулаки.
– Мы – патриоты!..
– За Африку!..
– Не позволим продать себя в рабство!..
– Да здравствует Его Высокопревосходительство Азариас Лулу!..
– Смерть врагам народа и предателям Родины!
Азариас Лулу явно самовозбуждался, заводя толпу. Что-что, а ораторский талант у него все-таки был. Речь президента, расцвеченная вульгаризмами и пересыпанная сочными выражениями из лексикона портовых грузчиков, то и дело прерывалась бешеными аплодисментами.
