показалось последнему, даже принюхался, словно крыса у переполненного помойного контейнера. Лишь после этого он выглянул на коридор и сделал какой-то знак.
Спустя минуту в палату, пыхтя и отфыркиваясь, словно беременная моржиха, ввалился обрюзгший африканец с жирным затылком и чудовищных размеров яйцеобразным животом. На груди, украшенной пушистыми аксельбантами, болтались медальки и ордена, звеневшие при каждом движении, как сбруя цирковой лошади. Сорочка цвета хаки разошлась над брюками, обнажая живот. Поправив то и дело спадавшие брюки, гость тяжело плюхнулся в кресло и вопросительно взглянул на следователей.
– Господин министр внутренних дел. – Мосластый, вытянувшись во фрунт, пожирал высокое начальство глазами. – Мы провели значительную работу по выявлению преступных замыслов… Подозреваемый почти сознался в попытке террористического акта против всенародно избранного президента, Его Высокопревосходительства Азариаса Лулу…
– Следствие на единственно верном пути, Ваше превосходительство, – щербатый тщетно пытался унять дрожь в коленях.
Набуко Вабанда выслушал следователей, не перебивая. Затем достал огромный золотой портсигар, украшенный бриллиантом размером с лесной орех, закурил гаванскую сигару и долго-долго смотрел на Алексея Флерова.
– Засранцы, – наконец пропыхтел он и, достав из кобуры «смит-вессон» сорок пятого калибра, прокрутил барабан; Набуко Вабанда явно изображал крутого американского шерифа из вестерна. – Знаю я ваш единственно верный путь. Пиво на работе жрать да поварих из столовой в банановые заросли таскать…
Несмотря на драматизм ситуации и общую слабость, капитан «Новочеркасска» не мог удержаться от улыбки: эта опереточная африканская диктатура только пыталась казаться великой и ужасной, на самом же деле ничего, кроме презрения, не вызывала.
– Знаю я этих русских, – щелкнув золотой зажигалкой, министр внутренних дел выпустил колечко ароматного дыма. – Сам когда-то в России на полицейского учился. В Ленинграде. В Высшей школе милиции. Нас там тогда много было – красивых черных мужчин. Все ваши белые девки с ума сходили, на нас глядя. Слышишь, русский, ты в этом городе бывал?
– Я там родился, – спокойно ответил Флеров. – На Петроградской стороне.
Его превосходительство мечтательно закатил налитые кровью глаза.
– Белые ночи, разводные мосты, рюмочная на Фонтанке…
– Петропавловская крепость, крейсер «Аврора», Большой дом, – продолжил семантический ряд пленник. – Там на Арсенальной набережной большой-большой краснокаменный дом есть. Тюрьма «Кресты». Никогда там не бывал? Тебе там самое место…
Набуко Вабанда, впрочем, не обиделся. Лениво обернувшись к следователям, он уточнил:
– Это Бамбучо Костяна вам три дня дал, чтобы русского кэпа расколоть?
– Так точно! – шаркнул сандалей щербатый.
– А иначе пообещал превратить вас в шакалов?
– В кого конкретно – не говорил, – судорожно сглотнул слюну мосластый. – Но Его превосходительство министр пропаганды и идеологии это может!..
– Вас не стоит превращать в шакалов… Потому что вы шакалы и есть! – осклабился министр, довольный собственной шуткой. – Ладно, спасу вас на этот раз. А заодно научу, как правильно с этими русскими работать. В будущем, надеюсь, пригодится. Еще за науку благодарить будете!
– А как правильно, Ваше превосходительство? – Щербатый преданно пожирал начальство глазами.
– Русские вообще-то ребята крепкие. Особенно что касается водки выпить и в морду дать. Но есть у них очень большой недостаток. Друзей любят, – загадочно сообщил Вабанда, поднимаясь с кресла. – Отберите несколько человек из экипажа «Новочеркасска» и выведите их во двор. Заодно захватите и этого. – Главный полицейский кивнул на лежащего Флерова. – Съездим в одно очень хорошее место. Там они сразу во всем и сознаются!..
…Спустя минут двадцать Алексей Флеров, пошатываясь от тошноты и общей слабости, стоял в знакомом ему тюремном дворике. Вскоре тюремщики вывели старшего механика, судового врача и еще троих человек. Урча изношенным двигателем, во двор въехал старенький мерседесовский грузовик. Пленников пинками загнали в тентованный кузов, приказав сесть спинами к кабине. Чернокожие автоматчики споро расселись по углам, наставив на моряков стволы. Металлические ворота, ведомые электромотором, отъехали в сторону, и грузовик покатил в сторону набережной.
– Послушай, кэп, – прошептал судовой врач, сидевший слева от Флерова. – А может, во всем признаться? Если бы наши дипломаты действительно хотели с нами встретиться – нашли бы способ. Не говоря уже о торгфлотовском начальстве и всех остальных.
– У нас у всех семьи, дети… – поддакнул ему старший механик. – Если с нами что-то случится – кто их кормить будет? Я своих уже семь с половиной месяцев не видел… И неизвестно, увижу ли теперь вообще. Честное слово, хотят они, чтобы я признался, мол, местных бегемотов по ночам в джунглях трахаю, и это подпишу!
– А то еще продадут нас в рабство какому-нибудь местному вождю, в глубь страны… Кокосовые орехи с пальмы снимать, – уныло предположил доктор.
– Или акулам в заливе скормят… Диктаторам закон не писан, особенно африканским.
Капитан «Новочеркасска» понимал: товарищи по несчастью подавлены и деморализованы. Да и долгий утомительный фрахт, предшествовавший аресту, явно не поднял настроения товарищам по несчастью. Произносить пафосные речи, взывать к чувству долга и патриотизма было бесполезно.
– Ты что – африканской водки перепил? – спросил Флеров у старшего механика.
– Не-ет… А что за водка такая?
– Стакан холодной воды и молотком по лбу! – через силу улыбнулся кэп. – Давайте лучше думать, как убежать отсюда. Я верю – все у нас получится!
