Грабители едят наш хлеб и обсуждают, как лучше истребить русский народ, чтобы «эта шайка не пожирала их хлеба».
Можно ли сомневаться, что Герберт Бергед следовал наставлениям брата? Герберта уже нет: зарыт. Но может да мириться совесть с тем, что Мартин жив, что не сегодня — завтра он прикатит из Галле в Россию, что миллионы сородичей Мартина поступают согласно советам поганого унтер-офицера? Где они, праведники? Их не слышно и видно. На нашей земле — палачи.
Мы все поняли, и сердце наше теперь тверже зимней земли…
Твое гнездо
Газета «Кракауер цейтунг» пишет: «Германия еще не возобновила колонизации Африки, но она ведет работу в занятых ею областях Восточной Европы. Эта работа аналогична с колонизацией, и она ответственней, нежели колонизация Африки. Русское и украинское население не привыкло мыслить самостоятельно, поэтому немцам приходится приказывать даже в мелочах. Боязливым людям на востоке нет места. В этой отсталой стране всегда будет трудно жить. Фюрер нрав, считая, что фронтовики лучше всего приспособлены для колонизации бывшей России. Наши солдаты приобрели душевные свойства, необходимые для постоянной жизни на востоке. Немцы хотят, чтобы их дети пустили корни на почве, орошенной немецкой кровью. Сейчас немцы воюют, но после войны многие тысячи немцев смогут на востоке осуществить свои мечты. В бывшей России у немцев права, о которых они никогда не смели мечтать. На немцах лежит ответственность за поведение туземцев, которые всегда относятся к немцам дружелюбно. Каждый немец внезапно стал колонизатором, начальником и господином».
Грунпенфюрер Гассе сообщает в газете «Гамбургер фремденблат», что колонизировать «бывшую Россию» будут штурмовики и дети штурмовиков. По словам Гассе, «штурмовиков Теперь воспитывают в духе оседлости». Другая газета, «Данцигер форпост», пишет: «Каждого немецкого колониста будут обслуживать восемь — десять семейств. Помимо немецких крестьян, нам понадобятся немецкие врачи, инженеры, агрономы, учителя, ветеринары, ремесленники, коммерсанта с широким кругозором, администраторы. Принимая во внимание моральную отсталость не только русских, но и украинцев, мы должны считаться с тем, что нам придется держать в Остланде крупные полицейские силы. Наиболее разумным явилось бы создание дворов с крестьянами, проделавшими войну, вооруженными и способными держать в повиновении не только те семьи, которые будут их обслуживать, но и людей, предназначающихся для помощи ремесленникам, для различных рабочих, не зависящих от городской администрации. Немцы, которые поселятся в городах, будут опираться на гарнизоны и на полицейские центры, что позволит им спокойно заниматься ремеслами и торговлей».
Газета «Локаль анцейгер» пишет: «Говоря о колонизации востока, мы не забываем об интересах союзных народов. Если в Одессе румыны предоставили большие возможности для деятельности германских торговых фирм, то мы в свою очередь готовы распределить часть богатых земель Кавказа между народами, специально приспособленными для жизни на юге, как-то: румынами, венграми, итальянцами». Газета «Кракауер цейтунг» говорит, что «завоеванная Россия станет плавильной печью новой Европы» — здесь, по замыслу немцев, «будут расселены разные народы вплоть до голландцев и датчан».
Они все обдумали до мелочей. Народ Пушкина, народ Ленина они объявили «туземными племенами». Наглых и кровожадных штурмовиков они хотят сделать помещиками. Ведь у фронтовиков теперь «душевные свойства», приобретенные в походе: они научились грабить, пороть, вешать.
«Чей это дом?» — спросит корреспондент «Гамбургер фремденблат», показывая на усадьбу среди берез и цветников. Ему ответят: «Это поместье герра Швайнфюрера. У герра Швайнфюрера сто га пахотной земли, триста голов крупного скота и двести русских». Корреспондент поедет в город. Там герр доктор Квачке нумерует русских рабов — выдает им бирки с печатью, герр доктор Кнапп торжественно открывает публичный дом для старательных колонистов, а герр коммерцрат Карл фон Дрек развешивает в бывшем музее Толстого изображения арийских производителей. Вот что им снится, вот за что они воюют.
Они хотят взять не город и не область. Они хотят взять Россию, сделать из нее колонию. Они сами признаются: прежде им это и не снилось. Они обнаглели. Они вошли во вкус виселиц. Этим поганым пивоварам и колбасникам понравилось повелевать. Фриц желает, чтобы великий народ чесал ему пятки, чтобы Россия жила, как его, фрица, левая нога хочет. Он швыряет русскую землю вшивым румынам. Он дает венграм Ялту, Антонеску — Анапу. Он сулит итальянцам Сочи. Он обещает лахтырям Ленинград. Он уже набирает «специалистов»: «Ты будешь проверять мускулы русских. Ты будешь пересылать кавказских девушек в Гамбург. Ты будешь оскоплять казаков. Ты будешь составлять отряды из украинцев для завоевания Бразилии. Ты будешь учить татар немецкому языку и немецкому кнуту».
Доказывать немецкой свинье, что Россия Африка, что народ Пушкина и Толстого не стереть с земли, что дети Октябрьской революции не станут гнуть спину перед погаными пивоварами? Свинья не поймет. Говорят — не мечи перед свиньей бисер. Мы мечем не бисер — гранаты, снаряды, бомбы. Недолго мерзкий Карлушка фон Дрек будет пить шнапс в Орле или в Новгороде. Мы его убьем. Они пишут, что хотят «пустить корни» на нашей земле. Глупые немецкие мечты! Их закопают. Из них вырастет лопух, крапива, чертополох. Они заявляют, что наша страна станет «плавильной печью». Она станет для немцев крематорием. В каждом из нас такая ненависть, что, кажется, с ней не проживешь и дня. Она внутри — как огонь. Она не дает дышать. Она не дает уснуть. Она заряжает винтовки, кидает гранаты, она ведет нас в атаку. Разве мы знали, что можно кого-нибудь так ненавидеть?
Милое, любимое гнездо, родина, моя деревня, мой дом, белая хата или изба с резьбой, или сакля в ауле, вишенье или пламя рябины, или дом в городе — вот то окошко, что светилось медовым светом, за которым ждала дорогая девушка, сады, парки, дворцы, заводы, смуглое золото древней церквушки и баян, и бархат театра, милое, любимое гнездо, тебя хочет разорить немец. Злая кукушка хочет раскидать птенцов. Наше гнездо, наш дом, наших детей? Россия, на тебя замахнулся немец, на века истории, на древности Кремля, на книги, на знамена Поганый Карлушка посягнул на тебя — фриц-колонизатор, немец-вешатель. Они пришли. Надругались. Они распинают Россию и гогочут. Нет, не стерпит этого сердце!
За наше гнездо!
Слово матери
В редакцию «Красной звезды» пришло следующее письмо:
«От Семеновой Елизаветы Ивановны.
Обида от сурового врага.
Когда появился к нам, в Козицыно, враг, у меня, у Семеновой, первую взяли корову. Потом взяли у меня гусей. Гусей я не хотела давать. Дали мне по щеке и затопали на меня: „Уйди!“ Дети увидели, что дали мне по щеке, и закричали: „Уйди! Пускай враг жрет!“ На другой день ко мне пришли брать последнюю овцу. И стала плакать, не давать. А германский солдат затопал ногами и закричал: „Уйди, матка!“ Когда я обернулась назад, он выстрелил. Я от ужаса упала в снег. А последнюю овцу все-таки взяли.
Когда они от нас отступали, сожгли мой хутор, сожгли избу, двор, сарай и амбар. При этом сожгли все мое крестьянское имущество, и осталась я без последствия с тремя детьми в чужой постройке.
Два мои сына в Красной Армии: Алексей Егорович, Георгий Егорович.
Сыновья мои, если вы живы, бейте врага без пощады! Бейте до последней капли крови! А мы будем вам помогать, чем только можно.
Калининской области, деревня Козицыно».
Эти простые, строгие слова хватают за сердце, в них обида на врага, в них горе матери, в них сила русской женщины: она благословляет своих сыновей на великий ратный подвиг.
