взмыл в воздух. Теперь рей поворачивался, Джек скользил на ладонь от пола. Хихикающие мальчишки, шаркая, двигались за ним. В следующий миг они отстали; пол кончился, и Джек повис над ямой, каменным резервуаром ярда четыре в поперечнике и чуть меньше четырёх ярдов глубиной. Индусы ловко придержали Джека шестами, чтобы не вращался, и начали опускать. Для этой главной части операции зажгли множество факелов. Повязка на глазах приглушала их свет и мешала видеть ясно, что было и к лучшему. Индусы травили верёвку с величайшей осторожностью, следя, чтобы под Джеком не оказалось ни одной козявки. Впрочем, они занимались этим несколько раз на дню, из поколения в поколение от начала времён и достигли в своём деле совершенства. Джек опустился на песчаный пол, никого не раздавив.
Тогда из щелей, ямок, канавок и лужиц, из гнилушек и прелых плодов, из гнёзд и песчаных кучек поползли, запрыгали и полетели исполинские многоножки, полчища блох, личинки и крылатые насекомые – короче, всевозможные кровососущие твари. Джек почувствовал, как на загривок к нему спикировала летучая мышь, и расслабил мускулы.
– Этот блестящий жук, пирующий на твоей левой ягодице, с виду ничуточки не больной! – с мелодичным акцентом произнёс по-английски странно знакомый голос. – По-моему, Джек, его надо гнать в шею.
– Я нимало не удивлён. Вся страна кишит лодырями и тунеядцами – вроде того сброда у ворот.
– Те, кого ты назвал сбродом, – неприкасаемые из джати свапак, – сказал Сурендранат (Джек наконец- то его узнал).
– Они постоянно мне это твердят – и что?
– Пойми, свапаки – очень древняя джати. Они принадлежат к шудрам ахирам, пастухам из племени винхала, шестнадцатой ветви седьмого клана агникул.
– И?..
– Они делятся на две большие группы: чистых и нечистых; первая включает тридцать семь разрядов, вторая – девяносто три. Шудры ахиры входили в число тридцати семи, пока в конце третьей юги не переселились из Анхалвары и не смешались с жалким племенем мульграшей.
– И что с того?
– Джек, пойми, просто чтобы представить себе общую картину, что даже презираемые ими вирды считают этих людей дхангами самого низкого разбора (хотя несравненно выше дхомов!). А дханги, да будет тебе известно, вступали в браки с кальпасальхами из Калапура, которых чурались даже обезьянолюди хари, – теперь ты видишь, насколько они ничтожны?
– И в чём суть?
– Суть в том, что шудры ахиры были пастухами с зарождения золотого яйца, а свапаки с тех же времён…
– …кормили кровососущих насекомых в звериных лечебницах, которые содержат представители какой- то другой касты… да, да, знаю, мне это долго и скучно растолковывали. – Джек дёрнулся: какая-то личинка прогрызла ему ногу с внутренней стороны бедра и присосалась к артерии. – Но за столько тысячелетий они совершенно обнаглели, стали выкобениваться, требовали от здешних браминов непомерной оплаты, день- деньской слонялись по улицам и выпрашивали у прохожих подаяние…
– Ты говоришь как богатый франк о бродягах.
– Если бы тыща паразитов не пила сейчас мою кровь, я бы обиделся, а так твои издёвки нисколько меня не ранят.
Сурендранат рассмеялся.
– Прости. Когда я узнал, что ты устроился сюда, я подумал, будто ты дошёл до последней черты отчаяния. Теперь я вижу, что ты гордишься своей работой.
– Мы с Патриком – ой! – готовы трудиться за более умеренную плату, чем эти бездельники у входа, и считаем себя профессионалами.
– Можете считать себя покойниками, если не уберётесь из Ахмадабада, – сказал Сурендранат.
Сверху донеслись приказ на гуджарати и долгожданный скрип блока. Верёвка натянулась и оторвала Джека от пола. Он заизвивался, по возможности стряхивая насекомых.
– Брось! Они мушку боятся раздавить, что они сделают двум людям?
– Ой, Джек, им совсем не сложно сговориться, какая каста специализируется на резне.
Джека подняли над ямой и повернули – теперь под ним снова был пол. Набежали индусы с метёлками и принялись бережно смахивать раздувшихся клешей и пиявок. Затем его опустили на каменные плиты и начали развязывать. Как только руки оказались свободны, Джек сдёрнул повязку. Теперь он мог как следует разглядеть Сурендраната.
Когда они расставались на выходе из Суратской таможни более года назад, Сурендранат, как и Джек, был трясущимся скелетом и также передвигался враскоряку после тщательного обыска, которому подвергают всех вступающих в Могольскую империю, дабы убедиться, что они не прячут в заднем проходе персидские жемчужины.
Сейчас Джек выглядел не лучше тогдашнего, да к тому же был искусан и лежал на животе. Однако перед его носом расположились две превосходные кожаные туфли, украшенные алой бархатной парчой, и шёлковые шаровары в оранжевую и жёлтую полосу, на которые спускалась превосходная льняная рубаха. Наряд венчала голова Сурендраната. Он отрастил усы, но в остальном был чисто выбрит (зайти к цирюльнику с утра пораньше – удовольствие не из дешёвых). В носу красовалось внушительных размеров золотое кольцо, а снежно-белый тюрбан перевивала алая шёлковая лента с золотой каймой.
– Не моя вина, что я застрял в этой вонючей стране без гроша в кармане, – сказал Джек. – Чёртовы пираты!
Сурендранат фыркнул.
– Джек, когда я лишаюсь одной рупии, я не сплю ночь, ругаю себя и того, кто её у меня отнял. Можешь не распалять мою ненависть к пиратам, похитившим наше золото!
– Ну и отлично.
– Однако значит ли это, что другие индусы, принадлежащие к другой касте, говорящие на другом языке, живущие в другой части страны, должны из-за них страдать?
– Мне жрать надо.
– В Индии для европейца есть и другие способы прокормиться.
– Я каждый день вижу на улицах богатых голландцев. Флаг им в руки! Но я не могу заняться торговлей, не имея ни гроша за душой. К тому же вы, баньяны, такие прожжённые плуты – в сравнении с вами евреи и армяне что дети малые.
– Спасибо, – скромно поблагодарил Сурендранат.
– И не забудь, что в Сурате и других открытых портах за мою голову назначена астрономическая награда.
– Да уж, после того, как ты обошёлся с вице-королём, Домом Хакльгебера и герцогом д'Аркашоном, вся Испания, Германия и Франция желают тебя убить, – признал Сурендранат, помогая Джеку подняться на ноги.
– Ты забыл Османскую империю.
– Но Индия – совершенно особый мир! Ты видел лишь узкую полоску побережья. В глубине полуострова таятся неисчислимые возможности…
– О, я уверен, что одна яма с насекомыми ничем не лучше других.
– …для европейца, который умеет управляться с саблей и мушкетом.
– Я весь внимание, – сказал Джек. – Чёртов гнус! – И, увлечённый разговором, он прихлопнул москита у себя на шее. Заметили это лишь Сурендранат, рыгнувший от неожиданности, и мальчишка, который стоял рядом с Джеком, держа аккуратно сложенную одежду. Джек на мгновение встретился с мальчишкой глазами, потом оба покосились на Джекову ладонь, где в лужице его – или чьей-то ещё – крови лежал раздавленный москит.
– Малец считает, что я убил его бабушку, – сказал Джек. – Ты не попросишь его придержать язык?
Поздно. Мальчишка уже что-то высказывал ошеломлённым – но тем не менее звонким и пронзительным – голосом. С криком подбежал старший врачеватель насекомых. Все лекари надвигались на Джека не менее решительно и кровожадно, чем их пациенты. Он вырвал у мальчишки одежду.
Сурендранат, не вступая в пререкания, схватил Джека за руку и покинул комнату быстрым шагом, скоро перешедшим в бег. Ибо весть об убийстве быстрее мысли распространилась по гулким галереям лечебницы
