года неширокий, был запружен медлительными баржами с зерном.
С наступлением ночи подошли к месту, где Нил разделяется на два рукава, и, чтобы сбить с толку сухопутных преследователей, направились к Розетте, а потом каналами через дельту и при помощи шестов через затопленные поля к дамиеттскому руслу. К тому времени, как снова взошло солнце, они убрали мачты и всё, что поднималось больше чем на шесть футов на ватерлинией, и двинулись дальше среди высоких камышей.
Под вечер второго дня в условленном месте встретились с караваном сородичей Ниязи и перегрузили на верблюдов часть золота. Ниязи и нубиец, распрощавшись с сообщниками, двинулись на юг – Ниязи заметно возбуждённый мыслью о встрече с сорока жёнами, нубиец в надежде при помощи золота вернуться туда, откуда его похитили.
Путь на восток продолжили Джек, мистер Фут, Даппа, мсье Арланк, Патрик Таллоу, Вреж Исфахнян, Сурендранат и Габриель Гото; ван Крюйк был их капитаном, Мойше – пророком. Роль эта его смущала, пока однажды, после долгих блужданий и незначительных приключений, они не увидели за камышами широкий водный простор.
Тут Мойше встал на носу лодки, озарённый встающим солнцем, и произнёс несколько слов на полузабытом языке, побудив Джека сказать:
– Прежде чем разделить море, вспомни, что мы в лодке и ничего не выгадаем, если воды расступятся и пучина сделается сушей.
Под руководством ван Крюйка они поставили мачты, подняли паруса и взяли курс на восток – наконец-то свободные.
Книга пятая: Альянс
Доктор,
Я провела несколько дней в Жювизи, городке на левом берегу Сены к югу от Парижа, во дворце мсье Россиньоля. Это естественный перевалочный пункт на пути с юга. Перед тем я почти месяц прожила в Лионе и теперь возвращалась в Иль-де-Франс. Жювизи стоит на распутье – отсюда можно ехать вдоль реки в Париж или на запад к Версалю. Мсье Россиньоль предоставил в моё распоряжение свои конюшни и челядь, так что мои лошади и домочадцы могли отдохнуть, пока я приму решение. Жан-Жак в Версале, и я не видела его с отъезда в Лион, потому сердце влекло меня в ту сторону, однако рассудок понуждал ехать в Париж, где скопилось много неотложных дел. Я выбрала Париж.
Когда я проснулась сегодня утром, в поместье стояла необычная тишина. Я набросила на плечи одеяло, подошла к окну, и взорам моим предстало гротескное зрелище: за ночь весь сад украсился охапками соломы. Садовники, встревоженные резким похолоданием, допоздна укрывали маленькие и нежные растения, словно няньки, подтыкающие одеяльца малышам. К утру всё посеребрил иней. Высокие розовые кусты промёрзли насквозь. Озерца у фонтанов сковал лёд, изморозь на статуях подчёркивала рельефность мышц и летящих одежд. Царила кладбищенская тишь, потому что садовники, полночи возводившие укрепления против холода, ещё спали.
Было очень красиво, особенно когда солнце поднялось над холмами за Сеной и порозовило иней. Но, конечно, такой заморозок в сентябре – пугающий феномен, вроде кометы или двухголового младенца. Весна в этом году запоздала, и все надежды на урожай связывались с долгой и тёплой осенью. Как ни хороши были замёрзшие розы, я не могла не думать, что то же самое произошло с зерном, яблоками, виноградом и овощами по всей Франции. Я послала служанку предупредить моих спутников о скором отъезде, а сама поспешила в спальню мсье Россиньоля ровно настолько, чтобы прощание не скоро изгладилось из его памяти.
Сейчас – как Вы можете заключить по моему почерку – мы в карете, едем по Левому берегу в Париже.
Несколько лет назад я бы места себе не находила от волнения, потому что ранний заморозок неизбежно всколыхнет рынок, и я торопилась бы отослать указания в Амстердам. Сейчас мои заботы более сложны, хотя ничуть не менее спешны. Деньги курсируют по этой стране самыми немыслимыми путями. Думаю, можно выстроить натужную аналогию: Париж – сердце, Лион – лёгкие. Однако система не работает и деньги не текут, если люди не
Она-то и привела меня в Лион, куда я приехала на исходе августа в обществе самого герцога. Он поселил меня в своей лионской резиденции и отправился в Марсель, откуда собирался на яхте продолжить путь к югу.
Мы уже проезжаем университет. Карета движется непривычно быстро. Улицы пусты, как будто весь город оплакивает погибший урожай. Все застыло, кроме нас, мчащихся, чтоб не заледенеть. Скоро мы окажемся за рекой перед особняком д'Аркашонов, а я так и не перешла к сути письма.
Итак, вкратце.
1. Что слышно от Софии о Лизелотте или, как её здесь называют, Мадам? Два года назад на протяжении нескольких недель мы были очень близки. Я даже готовилась запрыгнуть к ней в постель по первому знаку, тем не менее, вопреки множеству пикантных слухов до этого дело не дошло – я нужна была ей в качестве лазутчицы, а не для альковных утех. После моего возвращения в Версаль мы не встречались и не переписывались.
Ей сейчас очень одиноко. Её супруг, брат короля, любит мужчин, она – женщин. Казалось бы, всё замечательно, но если Мсье может открыто держать при себе сколько угодно фаворитов, Мадам вынуждена таиться. Мсье, хоть и не испытывает влечения к супруге, ревнив и всячески преследует её избранниц.
Если в придворных сплетнях есть хоть капля истины, Мадам в последнее время сблизилась с дофиной. Это не значит, что между ними возникла связь, ибо дофина спала со своей камеристкой и, по слухам, хранила ей верность. Однако по сходству пристрастий Мадам, дофина, камеристка и ещё несколько дам образовали кружок, который собирался в личном кабинете дофины рядом с её скудной библиотекой на первом этаже южного крыла.
Обо всём этом я услышала два года назад, хотя сама там не бывала. Тогда я служила гувернанткой у племянницы герцогини д'Уайонна. Герцогиня, фрейлина дофины, никоим образом не входила в сапфический кружок, ибо явно предпочитает мальчиков, однако, разумеется, обо всём знала, так как присутствовала на утренних и вечерних туалетах этих дам, их ассамблеях в кабинете и тому подобном.
Вам наверняка известно, что несколько месяцев назад дофина скончалась. Как всегда в случае скоропостижной смерти, особенно если покойная тесно общалась с герцогиней д'Уайонна, подозревают самое нехорошее. Всё лето ждали, что дофин женится на герцогине д'Уайонна, однако он тайно обвенчался с бывшей фавориткой – фрейлиной единокровного брата. Какой мезальянс!
Итак, всё по-прежнему неясно. Те, что все еще убеждены, что дофину отравила д'Уайонна, строят всё более фантастические гипотезы: якобы она действовала по указке дофина, обещавшего выдать её за принца крови, и так далее, и тому подобное.
Нимало не обольщаясь на счёт герцогини, я всё же не верю, что она отравила дофину – и потому, что эта особа никогда не сделала бы ничего столь очевидного, и потому, что смерть госпожи лишила её завидного места фрейлины при будущей государыне. Однако я поневоле гадаю, каково сейчас бедной Лизелотте, утратившей общество единомышленниц при дворе. Полагаю, д'Уайонна приложила все усилия,
