дыхание. – А помнишь, как ты мне пару недель назад на нормативах за Кондратьева выговаривал, а? Дурак ты, командир, – беззлобно издевался вконец изможденный Володька, – фал ему перережь… Дур-р-р-рак… Сашка-то колымагу нашу починил. Ты живой там, командир? – встревожился Локис.
– Живой-живой, – через силу улыбнулся Коноваленко, успокаивая подчиненного.
– Хорошо, что живой. Это всегда лучше, чем мертвый, – удовлетворенно ответил сержант. – Минут через пять Башка здесь будет. Ты потерпи. Подъедет – будем вместе вытаскивать. Я один не смогу. Руки ни хрена не держат.
Спустя несколько минут командир услышал где-то над головой недалекое тарахтение мотора.
– Ну, командир, – снова отозвался в наушнике Локис, – Кондратьев подоспел. Я ему тут все популярно объяснил, сейчас будем тебя, Олег Петрович, поднимать. Только ты там командуй, когда что подтянуть, когда потравить. Мы к пропасти не подберемся, – коротко обрисовал Володя обстановку.
И командир приказал:
– Вира.
Через некоторое время фал слегка дернулся и стал медленно, сантиметр за сантиметром ползти вверх, увлекая за собой покалеченного командира. Коноваленко очень некстати вспомнились кадры из каких-то фильмов, где именно в такую минуту должен распуститься узел или порваться страховка, но ничего такого с ним не произошло, и через несколько минут он очутился у того места, откуда начал свое путешествие вниз.
– Притормозите маленько, – попросил командир, – я у края. Сейчас попробую перевалиться. – И Коноваленко стал осторожно выбираться на поверхность, помогая себе ногами и насколько было возможно – здоровой рукой.
Госпиталя здесь поблизости не было, и проткнуть себе сломанным ребром по неосторожности или глупости легкое означало сильно осложнить жизнь и себе, и подчиненным. Да и не для того Олег Петрович только что отбрыкался от костлявой, чтобы сейчас пускать изо рта кровавую пену.
– Все, – скомандовал он, – я наверху.
– Понял, – тут же с готовностью отозвался Локис. – Сейчас иду.
– Куда? – гаркнул командир, опасаясь за безрассудные поступки подчиненных.
– Олег Петрович, я вас одним концом фала к торосу привязал, – пояснил Володя, – а второй прикрепил чуть пониже. Чтобы мы вас спокойно вытащили, надо развязать узел на ледяной глыбе. Вы же сами не можете… – напомнил он командиру о его состоянии.
– А зубы на что? – отозвался Коноваленко. – Нечего сюда лезть, – резонно заметил он, – только что из этой задницы выползли. Ждите, я дам знать, – приказал он невидимым пока подчиненным и припал зубами к окровавленной веревке. Края тороса и в самом деле были довольно острыми, и Локис щедро окропил этот кусок гренландской земли своей кровью…
– Готово, – сказал капитан, сплевывая с губ налипшие крошки льда, – освободился.
– Все, командир, лежи и не двигайся, – попросил Локис, и через мгновение Коноваленко мягко заскользил по ледяному панцирю острова. Подъем длился недолго, и уже через минуту вся троица сгрудилась у аэросаней.
– Спасибо, ребята, – искренне, по-мужски поблагодарил подчиненных Олег Петрович. – И за сани, – он глянул на Кондратьева, – и что подоспел вовремя, и что не дали на чужбине лечь. Я ведь хочу недалеко от родителей…
– Что с вами, Олег Петрович? – обеспокоенно спросил Кондратьев, видя, как изо рта Коноваленко тонкой струйкой стала сочиться кровь.
– Шандарахнуло меня здорово, – признался капитан, – ребра, наверное, переломаны, рука. Ну, и внутренние повреждения. Надеюсь, никаких разрывов нет, – Коноваленко смог наконец-то спокойно и облегченно вздохнуть. – Давайте-ка на привал устраиваться, – скомандовал он. – Надо немного раны зализать да рассвета дождаться. В следующий раз нам так может и не повезти. А днем, я думаю, все ж получше видимость будет.
– Да и покушать не мешало бы, – озабоченно произнес Локис.
– Кому что, – усмехнулся Кондратьев, – а вшивый о бане…
– Да, хорошо тебе, – запальчиво отозвался Володя, – а я знаешь сколько кровищи потерял? Надо же восполнить!
– Давай, помогай, инвалид, – подначил друга Кондратьев, распаковывая палатку. – Мы тебя дома представим к награде «Почетный донор России».
Глава 24
– Ну, вот, – удовлетворенно крякнул Патрик О’Брайан, закрепив на ногах самодельные снегоступы, – можно и отправляться. Лыжи, конечно, не ахти, – справедливо подметил он, – но все-таки лучше, чем ничего.
Такое же неказистое сооружение красовалось и на ногах Виктора Викентьевича. На сооружение этой конструкции бывший рокер потратил несколько предрассветных часов, ваяя из всякого уцелевшего после крушения хлама жалкое подобие снегоступов, поэтому, дабы не задеть напыщенную ирландскую гордость, Виктор Викентьевич не стал критиковать конструктивистские замашки О’Брайана. Да и мастерить, собственно, было почти не из чего. Все, что могло гореть, уже давно было отправлено в костер. Оставались только металлические части конструкции да куски негорючего пластика.
Тем не менее на снегу это неуклюжее творение человека держало вполне сносно, не давая проваливаться в сугробы, так что пусть и не быстро, не так, как хотелось бы, но двигаться было можно. Поэтому на рассвете, стараясь не будить потерпевших крушение пассажиров и не привлекать к себе особого внимания, Патрик О’Брайан и Виктор Викентьевич Еременко двинулись в путь, держа курс на побережье.
И хотя метель все еще продолжала свою круговерть, путники не особо боялись сбиться с пути. Выживший после крушения второй пилот имел очень четкое представление, откуда прилетел самолет, где находится море и в какой стороне следует искать помощь. Все это летчик подробно описал и даже скрупулезно вычертил будущий маршрут.
Единственное, чего опасался О’Брайан, так это того, что они в пургу могут ходить кругами. Но и это не особенно волновало бывшего рокера. Снежная пустыня – это не лес. И хотя она и называется пустыней, но ориентиры в виде торосов и нагромождений льда здесь все-таки были, поэтому нужно было только определить направление и держаться заданного курса. Пугало О’Брайана другое. Он не сомневался, что рано или поздно до побережья они с русским дойдут, но вот найдут ли они там помощь – это был вопрос, о котором хиппи предпочитал не думать.
Дело в том, что весь этот остров, размером чуть ли не в половину Австралии, населяла горстка людей. В основном – эскимосов. И хоть их поселки и стойбища располагались именно вдоль побережья, расположены они были на таком расстоянии, что добираться до них можно было несколько дней. А такого количества времени у полураздетых и голодных Еременко и О’Брайана не было. Как не было его и у раненых и изможденных пассажиров.
Поэтому, чем сидеть у останков воздушного гиганта и ждать неизвестно чего, стоило рискнуть и попытаться дойти до океана. Ну а там уж как повезет. Да и риска было не много. Если в их отсутствие самолет обнаружат спасатели, то и второй пилот, и стюардессы, и еще несколько человек знали, куда и зачем пошли русский с ирландцем, а значит, найти их, зная направление, особой сложности не представляло бы.
Долгих проводов не было. О’Брайан еще раз напоследок перекинулся парой фраз с пилотом и, бодро гикнув, трусцой устремился в неизвестность. Следом за ним в снежной пелене вьюги исчез и Виктор Викентьевич.
Не прошло и десятка минут после того, как два отважных посланца покинули остальных пассажиров, как с кресла, соседнего с тем, где спал Еременко, осторожно приподнялся неприметный клерк и серой мышью тихо выскользнул из салона.
Константин Валерьевич Шулипов, он же старший лейтенант отдела ФСБ по борьбе с экономическими преступлениями, он же невзрачный клерк, который из самого Нью-Йорка тенью следовал за Виктором Викентьевичем Еременко, выполняя поставленное перед ним задание, уже догадался, что свою роль невидимого соглядатая он сыграл плохо. Понял он и то, что осторожный Еременко давно стал относиться к
