крейсере, потом, как это у них, у газетчиков, водится, слепил статейку, и ее сразу же опубликовала одна газетка – из этих, молодых, независимых. – Подоляк произнес эти слова с такой интонацией, что стало ясно, как он относится к независимой прессе. – И пошла волна: газетенка заявила, что честь России подорвана, – хмыкнул полковник. – Правдоискатели додумались взять интервью у Воробышева, слышишь, Трофим?
– Угу, – невнятно подтвердил генерал Сивоконь.
– В интервью он открытым текстом заявил, что, дескать, согласен с фактами, изложенными в статье, и что намерен к этому делу непременно вернуться, во всем досконально разобраться, и что, мол, он поставит вопрос перед военным прокурором.
Заместитель военного прокурора Воробышев, о котором рассказывал Подоляк, был, по слухам, личностью грозной. Трофим Иванович не сомневался, что нет на свете человека, не берущего взятки, а вот Воробышев, похоже, собирался опровергнуть это мнение.
Подоляк, взявшись за ручку двери, хохотнул:
– В общем, чувствуется, полетят скоро чьи-то головы.
Трофим Иванович остался один в чистой уборной. Вода лилась и лилась из крана, генерал начисто забыл о ней. Мокрые руки его дрожали. Подоляк всегда был в курсе подобных закулисных новостей, и ему можно было верить – слова полковника обычно оказывались правдой.
И генерал Сивоконь стал вспоминать.
Генерал-майор в те годы, Трофим Иванович Сивоконь имел к продаже ракетного крейсера непосредственное отношение. В свое время его сделали председателем комиссии, сформированной для оценки состояния корабля, который намеревались продать Тайваню. Если техническое состояние корабля признается негодным, корабль списывается, и цена его падает. Сивоконю, как председателю, нашептывали: поставь подпись, всего одну подпись. Комиссия была сформирована в одном из кабинетов министерства, два члена комиссии уже расписались, Трофиму Ивановичу обещали, что вся история останется в тайне, никто особо никуда лезть не будет. И присутствовал в кабинете начальник Сивоконя, и тоже подмигивал. И когда Сивоконь подписал, все пили водку, и в кабинете царила самая дружеская атмосфера, и члены тайваньской делегации, которые появились неведомо откуда, тоже наполнили рюмки. Вася Ставрогин, большой оригинал, этот весельчак с Каспия, морская душа, водрузил на стол двухлитровую бутыль водки и поставил трехлитровую банку с черной икрой.
– Ешьте, мужики, веселитесь! Чтобы наша жизнь была такая же полная! Ешьте, пейте все! Чтобы ничего не оставалось!
Да, веселое было время: Сивоконь отлично помнил большие изумленные глаза лейтенанта, дежурного, которого вызвали с первого этажа, сунули в руки большой полиэтиленовый пакет и приказали бежать в гастроном на Арбате за горячими батонами – о них договорились по телефону. Лейтенант принес батоны, их ломти густо намазывали икрой – это было обставлено как российская романтика. И почти насильно кормили членов тайваньской делегации.
На следующий день Трофим Иванович посмотрел на свою подпись с чувством удовлетворения.
– Вот и отлично, – похвалили его. – За остальное не беспокойся.
Еще через пару дней Трофим Иванович нашел в ящике стола пакет с деньгами. Такую сумму он не мог себе даже представить. Спустя три месяца ему было присвоено звание генерала армии.
Оплата за участие в комиссии по списанию крейсера стала первым взяточным делом в долгой карьере Трофима Ивановича.
Машина подъехала к белоснежному зданию Министерства обороны Российской Федерации. Трофим Иванович пробежался равнодушным взглядом по фасаду и отвернулся. Может быть, кто-то и мог считать престижным работать в таком месте, но он, генерал армии Сивоконь, был уверен в обратном.
«Волга» въехала под арку, развернулась во дворе и остановилась. Трофим Иванович сдержанно поблагодарил водителя, вышел из машины и захлопнул дверцу.
Все было как всегда – и в то же время иначе. Трофим Иванович вошел в здание, и дежурный откозырял ему, но генерал Сивоконь равнодушно прошагал мимо. Сослуживцы на лестнице и в коридоре второго этажа протягивали руки для пожатия – генерал Сивоконь лишь слабо дотрагивался до их ладоней.
В приемной молоденькая секретарша, когда хозяин кабинета вошел, приподнялась настолько, чтобы он увидел ее ноги под короткой юбкой. Генерал даже не посмотрел в ту сторону. Секретарша ожидала, что генерал улыбнется, и осталась в недоумении.
Он вошел в кабинет.
Оставшись один, он упал в кресло, налил воды из графина и залпом осушил стакан. Подумал – и налил еще, выпил, с жадностью глотая. Потом придвинул телефонный аппарат. Несколько секунд ушло на размышления. Генерал отодвинул телефон и выхватил из кармана трубку мобильника.
Он набирал номер своего давнего друга, контр-адмирала Василия Митрофановича Ставрогина. Того самого Ставрогина. Тоже члена комиссии.
– Вася, приветствую тебя! – вскричал Трофим Иванович. – Как там, тебя, черта, морские ветра еще за борт не унесли?
Ставрогин крякнул, потом сдержанно отозвался, что, мол, все в порядке.
– У меня жестокая реальность, Вася, – произнес генерал Сивоконь. – Один сверхпринципиальный негодяй раскопал дело о Тайване.
Контр-адмирал в трубке задышал громко и часто, и Трофим Иванович представил, как моргают куриные глаза Ставрогина.
Трофим Иванович пересказал разговор с полковником Подоляком.
– Ты это, – откликнулся из далекой Астрахани Ставрогин. – Какого…
– Что – какого? – воскликнул Трофим Иванович.
– Ну какого… – произнес Ставрогин с натугой, – этого самого… о таких делах открытым текстом шпаришь? Не знаю я никакого Тайваня.
Ах, Ставрогин, ах, сукин сын, изумился Трофим Иванович.
– Слушай, во-первых, мобильник у меня новый, купленный недавно, в надежном месте, во-вторых, карта новая вставлена, так что нас не слушают, – проговорил быстро генерал Сивоконь. – А в-третьих, не забывайся! – Он перешел вовсе на суровый тон. – Кто тебя на Каспии вверх по служебной лестнице проталкивал? Кто от той истории с Ираном отмазал?
– Ты в Москве, а мы в провинции, Трофим, – весело сказал контр-адмирал Ставрогин. – Может, сам справишься? Со своими-то проблемами?
Сукин сын уверен, что до него не достанут, подумал Сивоконь.
– Страна у нас маленькая, доберутся и до тебя, – захлебываясь яростью, сказал он. – А проблемы у нас были общие. Значит, и твои проблемы. Ты помозгуй, откуда взять деньги. И немалые, потому что откупаться надо будет не лишь бы от кого. Ты за борт упадешь, если я тебе фамилию назову.
Трофим Иванович обливался холодным потом. Разговор пора было заканчивать, слишком многое в эфире прозвучало.
Ставрогин осторожно спросил, не сможет ли генерал Сивоконь уладить дело один.
– Э-э-э, нет, Вася, ты тоже в этой истории увяз, по самые уши, так что давай не спорь, – произнес Трофим Иванович. – Тут дело в том, что мы только и живы. Остальные кто на пенсии, кто умер.
Он знал, что говорил. Генерал армии Романцов, бывший начальник Сивоконя, задумавший операцию с крейсером, год назад умер от острого инфаркта. Третий член комиссии, вице-адмирал Коваленко, вышел на пенсию и уехал к детям в Канаду, где, по слухам, слег парализованный после инсульта. Значит, остались они двое – Сивоконь и Ставрогин. Им и голову ломать.
– У меня нет денег, Трофим.
– У меня тоже нет, Вася, надо что-то придумать! – воскликнул генерал Сивоконь. – Или, полагаешь, если полетит моя голова, я выгораживать тебя буду? Нет, полетим все вместе.
– Но, Трофим, у меня нет денег.
– А ты подумай!
Он отключился. Для первого раза хватит, решил Трофим Иванович, пусть Васька голову ломает. Он на Каспии фигура известная, популярная, что-нибудь его дружки-бизнесмены ему подскажут. Не одной Москве грязное белье десятилетней давности разбирать. Пусть Астрахань подключается.
