– Порядок.
– Ладно, так что им от тебя надо?
– Как тебе сказать, – вздохнул Трубачев, – хотят, чтобы я сваливал отсюда.
– Почему?
– Они же местные, собираются свой союз зарегистрировать. А может, уже зарегистрировали.
– Не понимаю, – искренне удивился Константин. – Ты точно знаешь, что они «афганцы»? Может, урла какая-нибудь?
– Не уpла, точно, – махнул рукой Трубачев. – Вон тот, Черт, служил в роте охраны Сороковой армии. А Гаврила – спецназовец.
– Не может быть, – вырвалось у Константина.
– Еще как может.
– Так что же это за херня получается? Там все вместе воевали, под одними пулями ходили. А как домой вернулись, так готовы уже и глотки друг другу перегрызть. За что? Объясни, Василий.
– За что? За деньги, конечно. Льготы у нас, понимаешь? Кто раньше сел, тот раньше съел.
– А вместе никак нельзя?
– Я им предлагал. Но они говорят, что я самозванец и чтобы убрался отсюда.
– Неужели нельзя договориться? Нас же мало.
– Двоим на одном стуле не усидеть.
Гаврила наконец очнулся и привстал на полу, держась рукой за ушибленный затылок.
– Ну ты и приложил меня, – хрипло сказал он, глянув на Константина.
– Мужики, я же вас предупреждал, – сказал Трубачев, – это Костя Панфилов. Не надо с ним связываться.
Константина охватило странное чувство брезгливости, перемешанное со стыдом и болью. Болью не физической, но душевной.
Армейское братство, скрепленное кровью и общей судьбой, рушилось прямо на глазах. Неужели нет в этом мире ничего надежного и настоящего?
– Ты где служил? – спросил Константин своего поверженного противника.
– Триста семидесятый отдельный отряд спецназа Двадцать второй отдельной бригады.
– Да какой же ты, к едрене матери, спецназовец, – взорвался Константин, – если на своего брата прешь?
Гаврила угрюмо молчал. Константин замахнулся на него кулаком.
– Сучий потрох!
Внезапно накатила горячая волна ненависти и презрения. Но Константин все-таки смог сдержаться. Опустив подрагивающий кулак, он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения.
– Кто их прислал? – обратился Константин к Василию. – Или они сами по себе?
– Да есть там один. Матвеев его фамилия. Они его зовут Матвей.
– Где его можно найти?
– Не знаю. У этих спроси.
– Слышишь, ты, спецназовец, где твоего Матвея найти?
– Зачем он тебе? – хмуро поинтересовался Гаврила.
– Побазарить хочу. Ну?
– Мы по вечерам тренируемся в спортзале четвертого ПТУ.
– Проваливай с глаз моих долой и Черта своего забирай. А то вам долго еще не придется тренироваться.
Гаврила тяжело поднялся и, припадая на левую ногу, вышел из комнаты. В коридоре он помог подняться с пола своему спутнику, и вскоре непрошеные визитеры покинули подвал. Константин еще на минуту задержался – выкурить сигарету.
– Не думал я, что в этой жизни все так обернется.
– Вот поэтому я и не хотел возвращаться на гражданку, – сказал Василий. – Там все казалось проще. Свои, чужие, «духи» на одной стороне, мы на другой. Нет нам здесь места.
Константин долго молчал, дымя сигаретой. Все происшедшее не укладывалось у него в голове. Что-то не то происходит вокруг… Что-то не то.
Если даже люди, прошедшие бок о бок через огонь и смерть, готовы забыть обо всем и перегрызть друг другу глотки только за право доступа к кормушке. Да что же это за братство?
Кому верить, кроме самого себя?
Какой правде следовать, кроме своей?
Кто может дать на это ответ?
Глава 11
– Добрый день, Наталья Дмитриевна, – обратился Константин к пожилой медсестре, возившейся с документами за стойкой приемного отделения городской больницы.
Она подняла взгляд, и тут же на ее лице появилась приветливая улыбка.
– А, здравствуй, здравствуй, касатик. Одет-то ты как хорошо. Брата пришел проведать?
– Да. Как он там?
– Ох, – вздохнула она, – не знаю, что тебе сказать. Все так же, без перемен.
– Ясно, – кивнул Константин.
– Ты вот что, – словно стесняясь того, что сообщила посетителю плохие новости, произнесла пожилая медсестра, – ты не расстраивайся, все образуется. Поверь мне, я тут давно работаю и уж такого перевидала. Может, это и к лучшему, что он без сознания. Так организм сам по себе начнет восстанавливаться, а голова ему дурными мыслями мешать не будет.
– Вы так думаете?
– Конечно, – убежденно сказала медсестра. – Знаешь, какие у нас случаи бывают? Лежит себе человек в реанимации без сознания, и ничего. Потом придет в себя, переведут его в обычную палату. А он, глядишь, и помирать собрался. Тяжело мне, говорит, как же я инвалидом жить-то стану?
Что-то, видимо, изменилось в лице Константина, потому что медсестра тут же осеклась и озабоченно сказала:
– Иди проведай брата.
– Савельев сегодня дежурит?
– Евгений Семенович-то? У себя он. Дымит в своем кабинете.
Константин накинул на плечи белый халат, прошел в реанимационное отделение и, немного поразмыслив, решил сначала навестить брата, а уж потом поговорить с Савельевым.
В отделении было тихо. Не слышалось ни стонов, ни криков. По коридору прошла молоденькая миловидная медсестра в ослепительно белом халате и аккуратной шапочке, полностью скрывавшей волосы. Кокетливо посмотрев на Константина, она на мгновение задержалась.
– Вы к кому? – почти детским голосом спросила девушка.
– К Панфилову.
– А к нему нельзя, – с легким сожалением сказала медсестра. – Он еще не приходил в сознание.
– Я знаю, мне в приемной сказали. Но я хочу только посмотреть на него.
– Вы ему кто?
– Брат.
– Хорошо, я провожу вас до палаты. Только, пожалуйста, не задерживайтесь.
– Почему?
– Скоро дневной обход.
– Хорошо, – сказал Константин, заходя в палату.
Он взял стул и присел рядом с кроватью Игната. Панфилов-младший был тщательно укрыт одеялом, поверх которого лежали его руки. Рядом стояла капельница, до середины наполненная прозрачным раствором.
Жидкость стекала вниз по трубке, присоединенной к сосуду на сгибе локтя. Бледное лицо почти полностью закрывала маска со шлангом, тянущимся к аппарату искусственного дыхания. Механическое легкое равномерно поднималось и опускалось.
