Боец, изъявший оружие у Чернявого, тут же метнулся на кухню.
Спустя мгновение оттуда донесся звук удара и грохот падающего на пол тела. Потом Аладдин вернулся со стулом в руке.
– Ты что там делал? – мягко спросил его Вахид, усаживаясь возле кровати.
– Дал ему пушкой по черепу, – спокойно ответил азербайджанец.
– Зачем?
– Пусть Икмет отдохнет.
– Посиди на кухне.
Чернявый облизнул пересохшие губы. Встреча с лидером противоборствующей группировки не сулила для него ничего хорошего.
И как это он так лопухнулся? И волына была под рукой, и орехов в ней навалом. А все этот урод Михута – спрячь, спрячь. Нет, нельзя терять ни секунды, если хочешь остаться в живых.
Чернявый одним прыжком соскочил с кровати и бросился на Вахида.
Они упали вместе со стулом и покатились по полу, вцепившись друг в друга.
В общем, Чернявый поступил правильно. Он мог рассчитывать на что-то, только оставшись с Вахидом наедине, пока два других азербайджанца находились за стеной.
Но ему не повезло. Он не дотянулся до пистолета сразу и в борьбе с противником потерял драгоценное время. Аладдин успел вбежать в комнату и несколько раз ударить Чернявого по почкам.
Наглотавшийся таблеток главарь братков не сразу почувствовал боль. Его продолжали бить, а он упрямо тянулся к оружию Вахида.
Наконец страшный удар рукояткой пистолета обрушился ему на голову. Он обмяк и затих.
…Очнувшись, Чернявый увидел перед собой серый, в разводах потолок. Голова страшно болела, и он попытался нащупать ушибленное место.
Однако ему не удалось этого сделать. Он лежал на кровати с вытянутыми вдоль тела руками, крепко обмотанный и связанный простыней. Ноги тоже оказались связанными.
Рядом на стуле сидел ухмыляющийся Вахид, держа в одной руке дымящуюся сигарету.
– Ну что, ты еще живой? – с издевкой спросил он. – Я же тебе сказал – не дергайся.
– Чего надо? – просипел Чернявый.
– Хотел в глаза тебе посмотреть, дорогой. Как-то совсем ты меня не радуешь.
– Я тебе не бикса центровая, чтобы радовать. И не кум на зоне, которому ты жопу целовал.
Вахид поморщился.
– Ай, хамишь. Это совсем не разговор получается.
– Хочешь ухандокать? Давай. Не хера тут в цацки играть.
– Ай, какой ты быстрый, – покачал головой Вахид. – Настоящий русский. У нас на юге с гостями разговаривать так не принято.
– Тарапыца нада нэт. Я уже где-то это слышал. – Чернявый нашел в себе силы улыбнуться.
– Ай, маладец, у тебя еще хватает смелости шутить? Как ты там сказал – тарапыца нада нэт? Ха-ха- ха.
– Пошел ты, – огрызнулся Чернявый.
– Опять хамишь. Ну не хочешь смеяться, тебе же хуже.
Вахид пару раз затянулся, стряхнул пепел под ноги, поднес к лицу тлеющий кончик сигареты и подул на него. Потом, разглядывая красный огонек, он как бы между прочим спросил:
– Ты зачем на «Агдам» наехал?
Чернявый молчал. Тогда Вахид еще раз подул на сигарету, медленно поднес ее к руке Чернявого и сказал:
– Повторяю вопрос для особенно тупых. Зачем наехал?
Чернявый нервно усмехнулся.
– Я со ссученными не разговариваю.
Вахид резко ткнул сигаретой в обнаженное запястье своего собеседника. Зашипела кожа на руке, задымились волосы, в воздухе повис отвратительный запах паленой человечины.
– А-а! – закричал Чернявый. – Убери!
– Говорить будешь?
– Убери, сука! Чтоб ты подох, падла! Убери, пидор гнойный!
Вахид пристально смотрел на искаженное мукой лицо Чернявого. Сигарету он убрал, лишь до конца насладившись этим зрелищем. Похоже, оно доставило ему глубокое удовлетворение. По лицу Вахида блуждала мстительная улыбка.
– Так что, дорогой, скажешь? Или мы повторим этот опыт?
– Всех бы вас перешмалять, уроды, – едва слышно выдохнул Чернявый.
На лбу у него выступили крупные капли пота, голова дергалась из стороны в сторону.
– Ты хотел мне отомстить, да? – почти ласково спросил азербайджанец. – Хотел показать, что ты тоже человек?
Чернявый все еще не мог отдышаться и поэтому хватал ртом воздух. Вахид тем временем бросил на пол окурок и аккуратно раздавил его каблуком ботинка.
– Какой же ты серьезный человек, если тебя до сих пор даже в положенцы не приняли? Ну кто ты, Чернявый? Ты хоть раз смотрел на себя в зеркало?
– Сука…
Аладдин, стоявший у стены, подскочил к Чернявому и наотмашь ударил его кулаком по щеке.
– Замолчи, паскуда, – прошипел он.
– Аладдин, я знаю, что ты очень горячий. Отойди в сторонку, дай поговорить, – увещевающим тоном сказал Вахид.
Он снова закурил и, с наслаждением затянувшись, продолжил:
– Видишь, дорогой, ну как с тобой разговаривать? Я пытаюсь добиться от тебя правды, а ты только хамишь и ругаешься. Наверное, поэтому тебя в положенцы не принимают. А вот я скоро стану вором в законе.
– Какой ты вор? – выкрикнул, негодуя, Чернявый. – Ты, паскуда, даже блатным не имеешь права называться.
– Почему это? – изображая искреннее удивление, спросил Вахид. – Чем я хуже Славы Япончика или Михася?
– Морда ты нерусская!
– Ах вон что. Значит, я не имею права носить сан вора в законе только потому, что я не русский, а азербайджанец? – Вахид расхохотался. – Какой же ты баран. Вот я тебе говорил – посмотри на себя. Что у тебя за спиной? Только ходки в зону и семь классов образования.
– Тоже мне, Спиноза нашелся, – огрызнулся Чернявый.
– О, ты знаешь такие фамилии? Это, конечно, делает тебе честь. Но ведь у тебя, если я не ошибаюсь, семь классов образования? А тюремные университеты не в счет. Теперь посмотри, как ты одет. Ты похож на бездомного, а на мне новые фирменные вещи. Я все себе могу позволить, я все могу купить.
– Даже сан вора?
– И сан вора в законе. Только мне этого не надо. Меня знают большие люди, знают и ценят. Они говорят: «Вахид, тебе пора заниматься серьезными делами». Я бы и рад, да не могу.
– Ученость твоя мешает? – морщась от боли в руке и затылке, спросил Чернявый.
– Нет, ты мне мешаешь, дорогой. Мне говорят: Вахид, ты будешь вором в законе, но только есть маленькая проблема. Что происходит на подконтрольной тебе территории? Ты не можешь договориться с конкурентом, так убери его. Помнишь, как говорил любимый всем народом великий товарищ Сталин? Нет человека, нет проблемы.
– Кончай.
– Я культурный и образованный человек. Я, между прочим, закончил институт нефти и газа. Я не хотел этой войны, поверь мне, – Вахид демонстративно приложил руку к сердцу. – Я говорю честно и искренне. Когда твои люди порезали моих на рынке, я еще надеялся на примирение, но ты не прислушался к голосу своего сердца. Ты думал, что тебе удастся запугать меня.
