не по своей воле пришлось играть чуть ли не главную скрипку в оркестре…»
Вчера до полуночи они вместе с Липаем бурно обсуждали вопрос – как вынудить Михайлова сознаться в совершенном им преступлении? Когда Константин, одуревший от энного количества кофе и сигарет, отправился спать, он пребывал в полной уверенности, что разработанный ими план гениален. Но сегодня поутру вдруг засомневался в своих актерских способностях. Ведь именно от его умения блефовать зависело, клюнет ли Михайлов на предложенную приманку. Если клюнет – тогда все в порядке. А если нет?.. А вдруг Михайлов поймет, что его попросту берут на понт? Тогда он затаится, станет предельно осторожным и, чего доброго, в самое ближайшее время умотает за кордон…
Да, Константина пугала возложенная на него миссия, и именно поэтому он битый час топтался перед домом. Идти на попятную было поздно – он уже позвонил Михайлову и договорился, что придет через сорок минут. Это время давно истекло, а Константин все еще не решил – правильно ли он поступил, согласившись на эту авантюру.
Будь на то его воля, он бы действовал по-другому. Как? Да очень просто – сунул бы заряженный пистолет к роже Михайлова и заставил его расколоться. Примитивно, конечно, но зато как эффектно: раз – и признание готово.
«Ну признается Михайлов, и что дальше?.. Не в прокуратуру же его сдавать! А перед Дашей он сможет перевернуть все с ног на голову – дескать, гад Панфилов заставил меня покаяться в том, чего я никогда не совершал!.. Нет, идея Липая куда лучше – записать наш разговор на диктофон. Вот тебе и конкретные доказательства. Главное, чтобы он поверил мне!»
Убедив себя в том, что у него все получится, Константин уверенным шагом двинулся к подъезду. Двери были заперты на кодовый замок, и он нажал на кнопку с номером квартиры Михайловых. Через пару секунд из динамика послышался искаженный голос:
– Кто там?
– Панфилов.
– Чего тебе?
– Александр Иванович меня ждет. Мы договорились.
– Пойду узнаю. Жди! – Даже динамик был не в состоянии скрыть недовольные интонации в голосе говорившего. Константин подумал, что сейчас его пошлют куда подальше.
Однако он ошибся в своих прогнозах. Не успел докурить сигарету до конца, как кнопки на замке замигали, а из динамика одновременно с писком донеслось:
– Проходи!
Потянув на себя тяжелую дверь, Константин переступил порог подъезда. Михайловы жили на втором этаже, и их квартиру можно было узнать по характерным атрибутам «сытого бытия» – металлической двери со множеством ригельных замков, над которой торчал глазок видеокамеры. Не успел он прикоснуться к звонку, как дверь распахнулась и в проеме вырос высокий парень с бульдожьей физиономией. Именно он вчера вечером приходил к Константину вместе с Михайловым. Держа правую руку в кармане пиджака, охранник «ощупал» гостя оценивающим взглядом и недружелюбно уточнил:
– Один?
– Нет, нас много, – пошутил Константин и тут же пожалел об этом – глаза охранника вспыхнули нехорошим огнем, бульдожья челюсть напряглась, а из кармана донесся характерный щелчок предохранителя. Чтобы исправить положение, Константин улыбнулся как можно шире: – Конечно, один!
Охранник, оглядев лестничную площадку, молча отступил назад, пропуская его в прихожую.
«Ну и монстр… – подумал Константин, глядя на него снизу вверх. – Такому даже пушки не надо – задушит голыми руками».
– Костя, здравствуй! – Он оглянулся на знакомый голос и увидел Дашу. Ночь, проведенная в родном доме, явно пошла ей на пользу – темные круги под глазами исчезли, лицо приобрело отстраненное выражение. Даша не выглядела затравленной и несчастной, и в душе у Константина зашевелился червячок сомнения.
«Может, Михайлов все-таки ни при чем?» – подумалось вдруг ему.
Преодолевая неловкость, поздоровался:
– Доброе утро… Я опоздал, извини.
– Ничего. Саша освободится буквально через минуту… Сам понимаешь, у него столько дел – похороны, поминки… А тут еще самолет с телом отца надо встречать… Он в пять вечера прилетает… – Даша произносила это со странным равнодушием, словно речь шла не о ее обожаемом папочке.
Вглядевшись в ее лицо повнимательнее, Константин заметил, что у Даши расширены зрачки. От неприятной догадки у него екнуло сердце. Впрочем, легкие наркотики ей мог прописать и врач – как-никак, девушка перенесла самый настоящий стресс. Пока он пытался решить для себя – как потактичнее спросить ее о лекарствах, дверь, расположенная в конце коридора, распахнулась.
– Панфилов, ты?.. Зайди ко мне! – донесся до него высокомерный голос Михайлова. Сам же кетчуповый король даже не соизволил выйти навстречу, видимо полагая, что и так уделяет какому-то там холопу слишком много времени.
С трудом сдерживая так и рвущуюся наружу ярость, Константин направился по коридору в сторону распахнутой двери. Убедившись, что тупорылый охранник не смотрит на него, сунул руку в правый карман и нажал кнопку диктофона. Комната, порог которой он переступил через пару секунд, служила, по всей видимости, кабинетом. Большую часть ее пространства занимал дубовый стол – столь явный антиквариат, что современный по дизайну монитор смотрелся на нем крайне нелепо. Окно было завешано жалюзи, поэтому в кабинете горел свет. Михайлов, разговаривая по радиотелефону, прохаживался из угла в угол. При виде Константина небрежным жестом взял со стола конверт и протянул его ему, даже не соизволив оторваться от трубки.
– Это что? – спросил Константин, делая вид, что не понимает значения этого жеста.
Прикрыв телефон ладонью, Михайлов небрежно пояснил:
– Гонорар за услуги… Ты ведь за этим пришел?
Взяв конверт, Константин повертел его в руках:
– Сколько здесь?
– Штука.
– Этого мало…
– Я перезвоню, – бросил в трубку Михайлов и, прервав разговор, уставился на него с холодным недоумением: – Что значит мало?.. А сколько ты хочешь?
– Сто тысяч…
Несколько секунд Михайлов молча переваривал услышанное, а затем скорчил брезгливую гримасу.
– Если это шутка, то не очень удачная, – процедил он сквозь зубы.
– Это не шутка.
– Забирай конверт и пошел вон! – Видя, что Константин не двигается с места, чуть повысил голос: – Мне что, вызвать охрану?
– Думаю, не стоит… Кстати, тебе привет от Гургенадзе. – Совершенно осознанно Константин перешел на «ты».
Глаза Михайлова расширились, но, как ни странно, он не потерял самообладания. Видимо решив, что для данной ситуации лучшая защита – корчить из себя простачка, искренне удивился:
– От какого еще Гургенадзе?
– Странно, что ты его не помнишь. Он же работал начальником охраны ликероводочного завода, который принадлежит не кому-нибудь, а тебе… Кстати, именно в подвале главного корпуса этого завода твоя жена просидела почти трое суток…
– Что ты несешь? – Михайлов чуть повысил голос. – Ты в своем уме?
– Я-то в своем. А вот ты, похоже, совсем рехнулся, когда задумал организовать похищение собственной жены. Зря ты подключил к этому делу Гургенадзе и его головорезов… Это было твоей самой большой ошибкой. – Автоматом произнося заготовленные фразы, Константин наблюдал за реакцией Михайлова. К слову сказать, тот держался вполне спокойно, но слушал его очень внимательно. – Твой Гургенадзе, между прочим, оказался ушлым пареньком. Видимо, вовремя сообразил, что, если дело с похищением выгорит, ты его в живых не оставишь. Вот и решил подстраховаться – записал на видеокамеру признание, что это ты,
