теплом – на резиновом коврике растеклась лужица крови.
«Чья это кровь?» – Он непроизвольно отдернул руку и только потом осознал, что лежит на человеке. Прямо под ним на полу, между сиденьями, в нелепой позе распластался пожилой мужчина с разбитой головой. Похоже, он не дышал и кровь на полу – это была его кровь.
«Ему нужна срочная помощь!» – первое, что пришло в голову Константину.
Но в следующее мгновение сверху навалился кто-то крупногабаритный и невероятно тяжелый. Как потом оказалось, это был тот самый бородатый дедок, вступившийся за Женю. Вот так, как дрова, их и увезли с того злосчастного двора.
Журналист Ершов, кажется, так звали дедка, пришел в себя быстрее всех. Поднялись и остальные. В том числе и «мертвец». Однако, судя по пепельному лицу, состояние его все еще оставалось критическим. Впрочем, удивляться тут было нечему – человек потерял столько крови! Заявление Ершова о том, что драматургу (так назвал «мертвеца» сам Ершов) нужна помощь, было встречено свирепым матом и взмахом дубинки. Но достигла она Ершова лишь однажды. Ударить во второй раз сидевший рядом с водителем мордоворот не решился. Он правильно понял, что на этот раз нарвется на ожесточенное сопротивление, и не только со стороны Ершова. Журналист же, почувствовав себя увереннее, понес какую-то чушь о правах человека.
«Неужели ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?» – хотелось спросить у него.
На лице же тупорылой свиньи в шлеме, сопровождавшей их, было написано другое: «Мы вас мочили, мочим и будем мочить!» Вдобавок, он еще и загибал пальцы при каждом произнесенном слове, типа «права человека», «демократия», «справедливый суд», явно не понимая их и потому считая личными оскорблениями.
Полчаса проколесив по городу, их наконец отвезли на окраину. Однако вышедший навстречу офицер местного отделения напрямую послал мордоворота ко всем чертям, пояснив, что у них и так перебор, что их «заманало заниматься херней» и что их дело – «ловить преступников, а не журналистов».
Зачислив и его в свои личные враги, мордоворот презрительно сплюнул и направил машину сюда, в центральное отделение, которое принимало демонстрантов без всяких ограничений.
У всех задержанных отобрали документы, а минут через пятнадцать стали вызывать куда-то по одному. Дошла очередь и до Константина. Его отвели в кабинет неподалеку. В комнате было необычайно светло. За столом сидели люди в штатском. Среди них выделялась девушка с длинными прямыми волосами, в кожаной куртке и почему-то в короткой юбке.
То, что перед ним гэбэшники, Константин определил сразу. Но дама… С таким прикидом, как у нее, хоть на панель…
«Неужели пронюхали, а заодно и свидетельницу притащили?.. Или осведомительницу? – промелькнуло у Константина в голове, но он тут же возразил себе: – На хрен я им, когда здесь такое творится?»
– К стенке! – скомандовал мужик, сидевший посередке, видимо, старший по званию.
Константин по старой зоновской привычке отвернулся к стене и поднял руки над головой. Однако его тут же окликнули:
– Лицом сюда!
– А я-то уж подумал, что вы прямо здесь всех и расстреливаете, – с иронией отозвался он и, опустив руки, развернулся.
Однако на его слова никто не среагировал. Вместо этого в лицо ударил свет и зажужжала камера.
– Повернитесь налево, – повторил тот же голос.
«Пару снимков для досье… – догадался наконец Константин. – Похоже, мое положение усложнилось до предела. Теперь им только останется сделать запрос в московскую ФСБ и… Впрочем, чего я переживаю? Если они и дальше будут действовать по сценарию тридцать седьмого, отсюда прямая дорога – на Колыму…»
Это была шутка, но он даже не улыбнулся своим мыслям. Не хотелось. Он был почти уверен в том, что произошла какая-то несусветная катастрофа и мир в одночасье перевернулся с ног на голову. Или его, Константина, перевернули? Наверное, поэтому его и подташнивало.
Общение с гэбэшниками закончилось гораздо быстрее, чем он мог предположить. Ему не задали ни одного вопроса. Просто кивнули сержанту, и тот вывел Константина за дверь. А потом отвел назад в учебный класс, в котором за эти несколько минут произошли необычайные перемены. Из прежней шумно- мрачной толпы в классе осталось не больше тридцати человек. Все они молча сидели за столами и напоминали первоклассников. Перед ними на месте учителя восседал капитан.
«Похоже, маразм крепчает», – горестно вздохнул Константин и присел за стол. Его соседом оказался узкоглазый парень в белой куртке, с заплетенными в косичку длинными черными волосами.
– А где люди? – поинтересовался Константин.
Но парень лишь развел руками:
– Я плохо говорит по-русски.
– Откуда же ты тогда такой?
– Я приехат Джапан.
– Да японец он, – обернувшись, пояснил сидевший впереди лысоватый мужчина. – Они в радиусе четырех километров всех подмели.
«Значит, не я один такой!» – Радоваться этому обстоятельству или нет, Константин не знал, но на душе стало спокойнее. А еще он обратил внимание на то, что почти все задержанные ведут себя так, будто оказались в привычной обстановке. Никто не нервничал, не суетился. Лишь однажды заволновались, когда одному из арестованных стало плохо и он повалился под стол. Капитан держался минут десять, но, поняв, что возмущение вот-вот готово перекинуться в восстание, позвонил своим, а потом объявил, что «Скорая» уже в пути. Но когда за окном замигали маячки, больного вызвали на допрос и продержали там до тех пор, пока «Скорая» не укатила. Потом под руки привели и усадили на прежнее место.
Константину так и не суждено было узнать, что произошло дальше, – заглянувший в комнату лейтенант назвал его фамилию…
…Сидевший в кабинете на третьем этаже рыжеволосый капитан встретил его добродушной улыбкой.
– Заходите. Садитесь, пожалуйста. Может, позвонить родным желаете? – Он снял трубку и тут же положил ее на рычаг. – Черт, линия что-то барахлит. Но, думаю, скоро поправят. – Внимательно изучив данные его паспорта, уточнил: – Москвич?
– Москвич, – кивнул Константин. – Надеюсь, хотя бы вы поясните, по какому праву я задержан? Причем так грубо.
– Ну, люди у нас, как везде, разные работают, – улыбнулся капитан. – А насчет задержания… Не я вас задерживал. Я ничего не знаю. Может, вы и правы. Придут те, кто вас задержал, тогда и разберемся. Если переборщили, извинятся. А пока подпишите вот это. – Он взял из лежавшей на краю стола стопки верхний листок и, вписав фамилию, протянул его Константину. Потом подал ручку.
Это был протокол о задержании, согласно которому выходило, что Константин якобы в нетрезвом виде двигался по проезжей части, орал благим матом антипрезидентские и антироссийские лозунги. Потом вместе с группой радикально настроенных молодых людей отправился к российскому посольству и швырнул в него пару-тройку камней. На предупреждения милиции не реагировал. При аресте оказал сопротивление, оборвав милиционерам погоны и пуговицы. А в довершение нанес служителям правопорядка физические повреждения…
– Вы ничего не перепутали? – Константин искренне не знал, смеяться ему или плакать. – И сколько же мне за это грозит?.. Лет пять?
– Всего лишь десять-пятнадцать суток или штраф, – вполне серьезно ответил капитан и по-дружески посоветовал: – Лучше подписать. Думаю, сейчас вас и отпустят. А завтра нужно будет явиться в суд. Вот там все и расскажете.
– Да пошли вы! – Смяв листок, Константин швырнул его на пол. – Это же полная ахинея! Вы что, бандитов в милицейской форме выгораживаете? Это не я их, это они меня избили. И какие камни?.. Какое российское посольство?! Оно что, в ГУМе находится? Не надо делать из меня идиота. Я ведь даже не белорусский подданный. Я – россиянин!
Капитан и ухом не повел. Хладнокровно взял новый листок, вписал в него фамилию и положил на стол
