единый план действий, изложенный в резолюции собрания рабочих Путиловского завода. В ней говорилось, что «серьезность положения и сложность задач, поставленных историей перед рабочим классом России, требуют от него, несмотря на фракционные разногласия, единства действий».
Совещание утвердило следующую инструкцию выборщикам от завода: «1. Собрание незаконно, поэтому безразлично, как оно конструировано. Пришли исключительно для того, чтобы сделать заявление от лица организованного пролетариата трех течений: большевиков, межрайонцев и интернационалистов социалистов-революционеров. 2. До открытия собрания устроить захватным путем групповые собрания всех интернационалистов (большевиков, межрайонцев и интернационалистов-эсеров). 3. До открытия заседания, безразлично каким председателем, требовать слова для заявления и не давать никому говорить до тех пор, пока слово для заявления не дадут. 4. Получив слово, прочитать декларацию. 5. Ни в каких голосованиях участия не принимать, чтобы не давать повода думать, что мы собрание признаем законным»214.
В соответствии с этой инструкцией при открытии 29 ноября повторного собрания выборщики- интернационалисты потребовали слова для внеочередного заявления. Выступившие с декларациями рабочие Николаев от большевиков и Корякин от эсеров-интернационалистов заявили протест против фальсификации выборов, после чего интернационалистский блок во главе с большевиками покинул зал заседаний. Комедия выборов в рабочие группы продолжалась без участия основной массы представителей пролетариата.
После выборов группа петроградских эсеров выпустила обращение «К большевикам». В нем говорилось: «Мы, социалисты-революционеры, приветствуем вас, как первых, поднявших свой голос против лиц, сознательно нарушающих элементарные правила дисциплины и товарищеской этики. Вместе с вами мы будем бороться против дезорганизующих поступков и попыток буржуазии к разрешению наших внутренних споров. Собрание 29 ноября вместе с вами считаем незаконным, а лицам, принимавшим участие в голосовании и тем самым санкционировавшим данное собрание, а следовательно, и одобрившим поступки, вызвавшие его созыв, выносим наше порицание»215.
Успешный бойкот выборов питерскими рабочими под руководством большевиков оказал большое влияние на исход всей кампании. Начальник Бакинского губернского жандармского управления сообщал в декабре 1915 г., что под влиянием социал-демократов социалисты-революционеры отказались участвовать в выборах216. Против участия в них высказались эсеры- интернационалисты Саратова. Совместно с большевиками бойкотировала выборы часть луганских эсеров. Буржуазии и мелкобуржуазным партиям не удалось привлечь пролетариат к активной работе на оборону. Из 244 военно-промышленных комитетов выборы от рабочих были проведены лишь в 76, а рабочие группы созданы только при 58 из них, причем, как правило, в незначительных в промышленном отношении городах217.
Характерно, что именно воздействие большевиков, непосредственные контакты с ними способствовали усилению среди эсеров интернационалистских тенденций. Красноярские эсеры в 1915 г. стояли на оборонческой платформе, но затем положение стало меняться. «В течение зимы 1916 г., — доносил начальник Енисейского губернского жандармского управления, — среди красноярских социалистов-революционеров заметно течение в пользу объединения на почве «пораженчества» с местными социал-демократами. Главным толчком к этому явился приезд в Красноярск члена большевистской фракции Государственной думы Бадаева, который прочитал среди местных эсеров и социал-демократов реферат на тему «Победа или поражение?»».
В целом партия социалистов-революционеров в годы войны не укрепила своего положения. В ней не было единства, ее организации являлись слабыми и разобщенными. Как и другие партии, выступавшие против самодержавия, социалисты-революционеры, особенно их левое крыло, подвергались репрессиям. К концу 1914 г., по некоторым сведениям, левонародники в сибирской ссылке занимали второе место после социал-демократов.
Царская охранка, хвастаясь своими «заслугами», докладывала в отчете за 1916 год: «Что касается партии социалистов-революционеров, то, по сведениям департамента полиции, таковой в России не существует»218. В унисон с этим заявлением звучит и признание члена ЦК эсеров Зензинова, который писал: «Мы старались прежде всего, чтобы тлеющий огонек нашей партии не погас окончательно»219.
Переход большей части партии социалистов-революционеров во главе с руководством под знамена социал-шовинизма и оборончества не мог способствовать ее сплочению и в то же время не был простым следствием злой воли кого-либо из эсеровских лидеров. Дело в том, что эсеры как партия с самого начала заняли внутренне противоречивую и скользкую позицию, на которой нельзя было удержаться без постоянных падений и шатаний, и ошибки их лидеров были не причиной, а следствием, «неизбежным результатом фальшивой программной и политической позиции»220.
Политическая линия, проводившаяся партией социалистов-революционеров, подтвердила, что «ахиллесова пята мелкобуржуазной политики — неуменье… избавиться от идейной и политической гегемонии либеральных буржуа»221. Об этом свидетельствовала не только позиция, занятая этой партией в годы, предшествовавшие Февральской революции, но и поведение лидеров мелкобуржуазной демократии после ее победы.
Глава четвертая
««РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» = РЕАКЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ»222
После свержения самодержавия к политике потянулось громадное количество обывателей, миллионы мелких хозяйчиков, стоявших между буржуазией и пролетариатом. В партию эсеров устремилась обывательски-мещанская масса, которую привлекали социал-патриотизм, оборончество, рассчитанная на все вкусы аморфная эклектическая программа, рыхлая организационная структура, дававшая право любому именоваться членом этой партии.
«Все могли валить на широкий эсеровский двор, — писал А. В. Луначарский. — Чувствовалось, что кадетская партия по общему размаху движения не может стать выразителем сколько-нибудь широких масс. Вместе с тем партия эсеров ни к чему не обязывала. Поэтому она разбухала не по дням, а по часам»223. В ряды социалистов-революционеров хлынули, как их иронически именовали в самой партии, «мартовские эсеры» — интеллигенты, чиновники, офицеры, мелкие торговцы, по своим политическим настроениям часто почти не отличавшиеся от кадетов. Не случайно в ряде эсеровских организаций раздавались голоса о необходимости разделить членов партии на «полномочных» (подразумевались старые члены партии) и «полуправных» (к ним относилось «мартовское пополнение»).
Сказанное не означает, что рост партии эсеров носил чисто стихийный характер. Умело используя благоприятную обстановку и настроение масс, применяя самые разнообразные методы, в том числе и откровенно демагогические, вроде обещания дать каждому крестьянину 30 десятин земли, руководство партии развернуло вербовку новых членов. Характерна в этом отношении деятельность эсеров в Поволжье, где их влияние было сравнительно сильным. За полтора месяца после победы Февральской революции сормовские эсеры распространили среди населения 40 тыс. листовок, 14 тыс. газет и 10 тыс. брошюр. В Балахнинском уезде Нижегородской губернии группа агитаторов-эсеров объехала 30 селений, где обещала крестьянам дать землю и призывала их вступать в партию. В самой Балахне после митинга в эсеровскую партию записалось сразу 50 человек224.
«У нас в то время все называли себя социалистами-революционерами, — вспоминал участник революционных событий в Николаевском уезде Самарской губернии В. Г. Лысов, — а в действительности у нас тогда в деревне никто не знал подлинной программы этой партии»225. Газета «Пролетариат Поволжья» отмечала: «Все-таки крестьяне любят
