– Теперь умру спокойно, – удовлетворенно проурчал он и откинулся на спину.
– Давай, – кивнула я. – А я одна буду расхлебывать.
– Послушай, – встрепенулся Виталик, – а ведь отгрохать такой подземный городище – это не землянку вырыть. Это ж надо сколько лет, уйму техники, рабочей силы, а главное, финансов. А где взять? Дорого же, Люба.
– Не дороже денег, Виталя… – Я задумалась. – Ты скажи лучше, на кого мы все эти годы молотили? Почему мы богаты крепким задним умом и верим в любую туфту, которую нам подбрасывают? Почему наша родная страна гадит нам на каждом шагу?
Виталик не ответил. На риторические вопросы обычно не отвечают. А с юмором он уже выдохся.
Злость мобилизовывала. Ну что ж, решила я, будем работать. Пробьемся. Какой-никакой, а шанс. А не пробьемся, уйдем в партизаны.
Мусорщики опоздали. Было восемь минут шестого, когда в соседнем помещении раздались голоса и загорелся свет, а следом кто-то стал, поскрипывая, спускаться с верхнего яруса. Мы не стали их беспокоить, пока они не закончили работу. Сидели, вжавшись в угол, и терпеливо впитывали ядовитые миазмы, витающие по подземной анфиладе. В пять сорок дверцы печи захлопнулись.
– Гони пушку, – шепнул Виталик, – я мужик, итить меня, или кто?.. – Он вгляделся в мою физиономию, мерцающую в свете мусоросжигальни, и невесело улыбнулся: – Любаш, да не делай ты лицо бледное, все путем будет…
Двое в серых робах вурдалаков, худых, не первой свежести и здорово опухших, сгребали с конвейера очистки, когда мы вошли и поздоровались.
– Же деман пардон, – Виталька приветливо поднял автомат, – хау ду ю ду?
– Уголовный розыск, – зачем-то добавила я.
Один, с ввалившимся носом, превратился в соляной столб, другой, разрисованный наколками, выпучил глаза и прохрипел:
– Ты че, в натуре?
– Мимо шли, – морщась от боли, объяснил Виталька. – А ну, люмпен драный, лицом к стене – и окоченели.
Первый попятился, до второго доходило туго: похоже, кто-то из обезьян так и не стал человеком.
– Ты че, падла, охренел?.. – Он был юркий, как таракан, – в мгновение ока перехватил лопату и дернулся к Витальке. Овсянников молодец, среагировал – выплюнул очередь из «Кипариса». Два фонтанчика брызнули из груди атакующего, ведьмак тормознул, разинул рот – туда и влетела третья пуля (дело случая, Виталик, я тобой горжусь) – подавился и упал навзничь. Лопата с веселым звоном отлетела в сторону.
– Плохо, – цинично прокомментировал Овсянников. – Кто-то злой придет.
– Уже пришел, – проворчала я. – Дай-ка мне, Виталя, автоматину, а то тебе уже хватит.
Его и правда сильно штормило. Закусив губу, Виталик протянул мне «Кипарис», сам облокотился на бак. Бесцветно кивнул на покойника:
– Он у тебя что, дурак?
Уцелевший мусорщик, затрапезного облика дядька-коротышка с тиком на обоих глазах, прислонился к стене и подавленно уставился на «отдыхающего». Мы прислушались. Тишину зала ничто не нарушало. Вот бы и дальше так. «Кипарис», он вообще штука культурная – бьет негромко и как бы стесняясь.
– Мужики, а вы правда из легавки? – затравленно поинтересовался мусорщик.
– Мужики? – удивилась я.
– Правда, – пробормотал Виталька. – Ты арестован.
– А может… – начал тот.
– Не может, – перебила я, – мусорa денег не берут.
Виталик удивленно перевел на меня впалые глаза.
– Да ну?
– Ладно, хорош резвиться, – сказала я. – Выбираться будем или остаемся?
– Мужик, слушай сюда внимательно, – устало возвестил Овсянников. – Сейчас ты нам по-доброму обрисуешь, где тут у вас ворота, и не сочти за труд проводить. А заодно вводно разжуешь, чем занимается богадельня и кто за главного. И учти, прaва хранить молчание ты не имеешь. А при малейшей попытке дернуться теряешь остатки носа.
– И не только, – добавила я. – Так что, дяденька, давай, твой выбор очевиден.
– А как я вас выведу? – чуть не плача прошептал плененный. – Здесь кругом посты.
Виталик пожал здоровым плечом.
– А нас не касается. Ты же местный, думай.
Для убедительности я подняла автомат и прицелилась мусорщику в лоб. Он задрожал щуплым тельцем, вытаращил глаза и, поскуливая, заскреб ногтями по стене. Похоже, с вечера родина щедро его поила – такое опухшее лицо может быть только с отменного бодуна, а такая желтизна кожи – только с недоброкачественной выпивки.
– Ну, и как он в прорезь прицела? – Виталька скабрезно подмигнул.
– Влазит, – уверила я. – Если через минуту этот чухан не примет решение, мы узнаем, не сбит ли прицел.
– Добро, – согласился Виталя.
Мужичонка вытер пот со лба. С усилием оторвал «тикающие» глазки от «Кипариса» и покосился на мертвого товарища.
– Если выведу, вы меня… не убьете?
Виталик предвкушающе засопел.
– Постараемся, – пообещала я.
Правда, позднее мусорщик Вшивак (кликуха это или имя собственное, мы разбираться не стали) признался, что незамеченными из подземелья выбраться невозможно и уходить надо либо с помпой, либо вообще не уходить. Такая постановка вопроса нас немного разочаровала, и Виталя торжественно пообещал Вшиваку в случае провала операции отрезать не только нос, но также уши, пальцы и некоторые другие выступающие части тела. Под дулом «Кипариса» Вшивак загрузил в печь незадачливого коллегу, потом препроводил нас в пустую каморку на верхнем ярусе, где и стал давать показания.
Особых затруднений не возникло – Вшивак оказался не дурак поболтать. Его с Сычом завербовали полгода назад. Сыча привезли из «строгой» колонии откуда-то из-под Воркуты, где тому до освобождения оставалось восемь месяцев, а Вшивака (специалиста по канализации и скобяным товарам) – из Кандалакшинского СИЗО, куда наш герой загудел за вскрытие «медвежонка» в конторе «Заполярлесосплава», а попутно за убийство тамошней бухгалтерши, решившей на ночь глядя свести баланс. Есть такая порода людей – они не видят в убийстве ничего пошлого. Вшивак окунулся в воспоминания, стал рассказывать, как бил старушку головой о край стола, но мы с Виталиком его вежливо прервали.
Что за люди его сюда переправили, этот «тимуровец» не знал. Рейс из Заполярья был чартерным, молчаливые парни в камуфляже везли груз в оцинкованных ящиках. В Сургуте провели дозаправку и запихали в салон еще одну группу людей – азиатского вида, тоже молчаливых и каких-то прибитых.
Он помнил внезапные провалы в сознании, стрекотню вертолета, после чего вежливые люди информировали, что ему в тело вживлен микрочип и любая попытка к бегству для Вшивака закончится колесованием. Но он и не помышлял о бегстве. Какое там бегство! Он попал в родную стихию. За обещанные сто баксов ежемесячно и контракт на два года (а за старуху он всяко влетел бы на «пятнашку») ничего не надо делать! Четверть века назад Вшивак служил на атомной подлодке, привык, сохранил приятные воспоминания, так что в предстоящем нахождении вне свежего воздуха ничего трагичного для себя не видел (а такой породе людей и не нужен солнечный свет). Дважды в день в связке с напарником очищать мусоротоки, сжигать дерьмо и поддерживать относительный порядок в разветвленной сети трубопроводов – куда уж проще! Кормят не отбросами, пойлом обеспечивают, ночлежка нормальная – в каморке на третьем уровне. О каком Эдеме еще мечтать? Дважды в неделю краткий отчет у «одноглазого Хью» – десятника пятой линии старшины Некрасова – неразговорчивого бугая со шрамом вместо глаза.
Конфигурацию подземного городища Вшивак представлял лишь в той его части, что касалась сферы
