играть.
Честно говоря, это уже перебор. За кого Терье себя принимает? За мою мамочку?
Я картинно закатываю глаза и всячески даю ему понять, что он ведет себя глупее некуда.
— Кончай уже! — говорю я и тяну коробку к себе.
— Э, нет. Давай-ка ты скажешь своему племяннику, чтобы он в сочельник сам пришел и забрал подарок. У меня.
И с этими словами он, не поверите, разворачивается и вразвалку идет прочь. Унося
Терье как можно дальше обходит домик Юлениссе, перед которым шеренгой выстроились малыши и строго по одному делают два шага вперед, чтобы получить от Торстейна маленький подарочек.
Торстейн прерывает раздачу, чтобы посмотреть, куда пойдет Терье. Но тот даже не смотрит в сторону папаши.
Предпраздничные хлопоты
Зато мама вдруг выздоровела. Она носится по дому как заводная: здесь наведет порядок, там протрет пыль. Доделав что-нибудь, она вычеркивает этот пункт из списка на холодильнике.
— Как только все переделаю, наступит Рождество, — улыбается она и берется за следующий пункт программы: мытье ванны.
— Фу, сколько волос, — доносится из ванной ее голос.
Меня это озадачивает. Мы же так старательно убрали всю Тюпину шерсть.
Мама открывает дверь и показывает мне клок мокрых волос.
— У тебя не линька? — говорит она.
— Похоже на то, — отвечаю я.
— Смотри, совсем не облысей, — смеется мама.
На обед у нас яичница с беконом и десерт — печенье «человечки». Надо сказать, обед у нас готовится не каждый день. А уж десерт к нему ни разу прежде не прилагался. Но сегодня у мамы такое прекрасное настроение, что вся жизнь идет не по правилам.
— Ты вчера купил себе рождественские подарки? — спрашивает она, откусывая голову светлому человечку-печенью.
Я киваю и спрашиваю в ответ, чего хочется маме.
— Мне ничего не нужно, — продолжает мама, — потрать лучше деньги себе еще на что-нибудь.
Мама отхлебывает большой глоток молока.
— Разве что тебе встретится противоядие от страхов, — говорит мама.
— Эта штука распродана вчистую.
Мама поднимает на меня глаза и улыбается.
— Мне кажется, они вообще сняли ее с производства.
— Зато всегда в ассортименте принудительная госпитализация, — говорю я.
Мама усмехается.
— Ты думаешь? — говорит она.
— Да, — отвечаю я. — Популярное средство. Многим нравится.
Мама встает, собирает блюдца и идет к мойке.
— Да уж, — говорит она, — многим до того нравится, что они там навсегда остаются.
Я чувствую, что с сердца как будто соскочила цепь. Горячая волна чего-то противного заливает щеки.
— Навсегда? И не выходят оттуда?
— Ну-у, знаешь… — мямлит мама.
Если маму упекут в больницу, ей придется туго. В этих больницах столько страшного, только успевай уворачиваться. Там же кругом одни психи, а от них можно ждать чего угодно.
Мама набирает в мойку воду.
— Ну раз так, — говорю я. — Придется тебе, видно, обойтись в этом году без подарка.
Мама поворачивается ко мне, и глаза у нее блестят, как мишура на елке.
— Согласна, — говорит мама. — Это лучше всего.
Ёлка
Мама вычеркивает предпоследний пункт из листочка на холодильнике.
— Ну вот, — говорит она, — осталось всего-навсего одно дело.
Голос какой-то блеклый, она переделала сегодня кучу дел.
Я подхожу поближе и читаю вслух: «Купить елку».
У меня сразу возникает очень неприятное чувство. Я стараюсь не думать о неприятном, но все равно.
Мама стоит не дыша. И дрожит. Она совсем без сил. Другой бы убил весь декабрь на то, что она успела сделать за один день.
Я беру у мамы из рук ручку и ставлю крестик-галочку перед этим пунктом.
— Елка у нас есть, — говорю я.
Мама вытирает пот со лба и смотрит на меня пристально.
— Ты уверен, что обойдешься без настоящей? — спрашивает она.
— Надо радоваться тому, что имеешь, — отвечаю я.
Мама уходит к себе и возвращается с пластмассовой елкой. Держа елку в руках, мама рассматривает ее внимательно. Улыбка у нее на лице как-то тускнеет.
— Она меньше, чем мне казалось, — наконец говорит мама.
— По-моему, даже больше, — отвечаю я.
Это я соврал. Но ради другого человек обязан иногда делать вид, что все отлично. Поэтому я решительно подхожу к маме, быстро забираю у нее елку и ставлю на кухонный стол.
— Так она совсем высокая, — говорю я.
У мамы грустинка в глазах. Мне кажется, у нее есть подозрение, что я просто делаю довольный вид.
— Я только сейчас разглядел, — торопливо сыплю я словами, — какая она на самом деле симпатичная. К тому же у пластмассового дерева много плюсов.
Я смотрю на маму. Мне кажется, в уголках рта она прячет улыбку.
— Во-первых, с нее не сыплются иголки, — говорю я. — Во-вторых, не надо каждый год покупать новую. В-третьих, ее можно вовсе не наряжать.
Из маминой улыбки изглаживается растерянность.
— При оптимистичном взгляде на жизнь, — говорит мама, — эта елка не так уж и плоха.
Мама подходит поближе к елке и начинает поправлять веточки. Это, кстати, еще один плюс синтетики — можно вертеть ветки в какую хочешь сторону.
Мама берет вилку, становится на колени и подносит вилку к штепселю.
Со словами: «Давай зажжем, она наверняка станет еще красивее», — мама втыкает вилку в розетку.
