подходит к одноразовым тарелкам, пластмассовым ложкам и полистироловым стаканам. В следующий раз я захвачу с собой несколько штук.
Купу нравилось, что Алекс не слишком привержена светским условностям, хотя она и была из семьи Мэдисон и получила прекрасное воспитание. Это соображение напомнило ему о вопросе, который он давно хотел задать Алекс, поэтому, когда с яичницей и беконом было покончено. Куп не стал торопиться и вставать из-за стола.
— Так что же все-таки твои родители скажут, когда узнают обо мне? — спросил он. — То есть — о нас…
У него был очень взволнованный вид, и Алекс почувствовала себя тронутой. Она давно подозревала, что Куп относится к ней серьезно, и ее это определенно радовало. Он ей очень нравился, и Алекс приходилось частенько напоминать себе, что они познакомились совсем недавно и она, в сущности, ничего о нем не знает. Не исключено было, что со временем между ними возникнут какие-то разногласия, и Алекс хотела быть к этому готова, но… ничего не могла с собой поделать.
— Какая разница? — ответила она на его вопрос и пожала плечами. — Мои родители уже давно не имеют отношения к моей жизни. Все решения я принимаю сама, и это мое дело, с кем мне встречаться и как проводить свое время.
— И все же мне как-то не верится, что у твоих отца и матери не будет своего мнения, — улыбнулся Куп. Судя по тому, что он знал об Артуре Мэдисоне, у этого человека было свое мнение буквально обо всем, что только происходило в мире. И уж конечно, он особенно тщательно оценивал поступки дочери, пусть даже ей это не нравилось. Но это было бы еще полбеды. Главная неприятность заключалась в том, что все решения, которые принимал Артур Мэдисон, были исключительно рационалистичны. Они диктовались соображениями выгоды, здравого смысла, общественных приличий и никогда — любовью, сочувствием или возникшей симпатией. У Купа, например, не было никаких сомнений, что мистер Мэдисон будет очень решительно возражать против того, чтобы его дочь встречалась с полуразорившимся семидесятилетним актером, пусть и очень знаменитым.
— У меня очень сложные отношения с родителями, — призналась Алекс. — В настоящее время я стараюсь держаться от них на расстоянии и не позволяю им вмешиваться в мои дела. Именно по этой причине я здесь, в Лос-Анджелесе.
Сколько она себя помнила, родители только и делали, что учили, наставляли, критиковали ее. Отец за всю жизнь не сказал Алекс ни одного ласкового слова. Ее единственная сестра увела у нее жениха буквально накануне свадьбы. Что касалось матери, то она была к Алекс настолько безразлична, что порой казалось, будто у нее в жилах течет ледяная вода, а не кровь. Она во всем подчинялась мужу, всегда принимала его сторону и хранила молчание, когда он читал детям нотации и нравоучения. Неудивительно, что Алекс не питала к родным никаких теплых чувств. Порой ей казалось, что она выросла в семье, где каждый был сам по себе и сам за себя. И никакие деньги, никакое аристократическое происхождение не могли этого компенсировать.
— Мне иногда кажется, — добавила она, — будто мои родители и есть те самые пришельцы, о которых ты говорил, — инопланетяне, которые явились к нам, чтобы истребить на Земле всякую жизнь. И я боюсь, что в конце концов им это удастся, потому что все преимущества на их стороне. У них совсем нет сердца; их стандартные мозги способны воспринимать только очевидное, зато у них есть очень много денег, которые они тратят почти исключительно на себя.
Они намерены захватить весь мир и добились в этом впечатляющих успехов. Насколько я знаю, моему отцу уже принадлежит значительная его часть, и поэтому на окружающих ему в высшей степени плевать. Единственный, о ком он способен думать, это он сам. — Алекс перевела дух и добавила почти спокойно:
— Если быть откровенной до конца, Куп, то я их не люблю, а они не любят меня. За что? Я отказалась играть по их правилам и дорожить их идеалами. Вот почему меня нисколько не волнует, что они думают обо мне и о том, с кем я провожу время. Ведь это моя жизнь — только моя, и их она не касается.
— Что ж, это меняет дело… — пробормотал Куп, застигнутый врасплох откровенностью и горячностью ее речи. Теперь он понимал, сколько страданий причинили Мэдисоны своей дочери. В особенности это касалось отца. Купу приходилось слышать, что это безжалостный и бессердечный человек, но только сейчас он понял по-настоящему, что все это было правдой.
— Я читал, что твой отец активно занимается благотворительностью, — сказал он.
— Просто в его пресс-службе работают настоящие профессионалы, мастера своего дела, — невесело рассмеялась Алекс. — Мой отец тратит деньги только на то, что способно принести прибыль или поднять его престиж. Как-то раз он пожертвовал миллион долларов Гарварду… Я уверена, что Гарвардский университет мог прекрасно обойтись без этих денег, чего нельзя сказать о тысячах людей во всем мире, которые умирают от голода и болезней. А ведь их можно было бы спасти, вылечить, если бы кто-то купил для них продукты или медикаменты. Нет, мой отец не занимается благотворительностью, хотя преподносится все именно так. Каждый потраченный им цент приносит доллар прибыли; просто так он не даст и ломаного гроша.
Сама Алекс была полной противоположностью своему отцу. Девять десятых доходов, которые приносил основанный по завещанию ее деда фонд доверительного управления, она тратила на благотворительность, а сама жила на зарплату врача-резидента. Лишь когда она покупала свою нынешнюю квартирку на бульваре Уилшир, Алекс позволила себе воспользоваться средствами фонда, да и то только потому, что ей хотелось жить как можно ближе к клинике.
И все же Алекс едва не совершила ошибку, когда позволила себе увлечься Картером. И вовсе не потому, что за считанные часы до церемонии бракосочетания он сбежал к ее собственной сестре. Все дело было в том, что Картер принадлежал к тому же кругу, что и ее отец, и, если бы свадьба состоялась, Алекс пришлось бы стать одной из тех, кого она с презрением именовала «знаменитыми домохозяйками».
Или, скорее, они с Картером убили бы друг друга. Как бы там ни было, украв у нее жениха, Гортензия Мэдисон невольно оказала сестре большую услугу, но, чтобы понять это, Алекс потребовались годы. Лишь теперь, по прошествии лет, она определенно поняла, что Картер был таким же, как ее отец, а сестра в точности повторяла мать. Как и Маделейн Мэдисон, Гортензия думала только о доходах и о престиже, и больше всего на свете ей хотелось выйти замуж за важную шишку. А Картер был самой что ни на есть подходящей партией, и женитьба на дочери стального магната была для него ступенькой на пути к цели. Алекс и Гортензия никогда не были особенно близки, а после той свадьбы Горти они перестали общаться вовсе, но Алекс подозревала, что ее сестра несчастлива в браке. Чисто по-человечески ей было жаль Гортензию, но она была бессильна чем-нибудь ей помочь. Ее сестра сама выбрала свою судьбу.
— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Куп, — что, если о нас что-нибудь напишут в газетах, твой отец воспримет это спокойно?
— Я этого не говорила, — возразила Алекс. — Напротив, он будет в ярости. Я хотела сказать — мне все равно, как он отреагирует. В конце концов, я взрослая, самостоятельная женщина и имею право сама принимать решения.
— Я как раз это и имел в виду, — сказал Куп, встревожившись еще больше. — Твоему отцу ни при каких обстоятельствах не понравится, что ты встречаешься с киноактером.
Особенно с киноактером моего, гм-м… поколения. — «И репутации», — закончил он мысленно. Его слава голливудского плейбоя почти затмила его славу кинозвезды. Куп был уверен, что даже отец Алекс, далекий от мира кино, наслышан о его похождениях.
— Не исключено, — согласилась Алекс. — Ведь мой отец на три года моложе тебя.
Это была неутешительная новость, как, впрочем, и все, что Куп только что выслушал. Единственно, что его немного ободрило, это видимое равнодушие, с каким Алекс говорила о возможной реакции отца. Похоже, его мнение действительно ничего для нее не значило. Это, однако, отнюдь не решало проблему. Куп не сомневался, что, если Артур Мэдисон как следует разозлится, он может причинить массу неприятностей ему или Алекс. Что он может предпринять, Куп не знал, но был уверен, что в арсенале такого могущественного человека найдется достаточно способов выразить свое неудовольствие.
— Он может перестать выплачивать тебе содержание? — с тревогой спросил Куп.
— О нет, — спокойно возразила Алекс. Она, однако, видела, что Купу очень не хочется, чтобы из-за него у нее возникли дополнительные трения с семьей, и почувствовала себя тронутой.
— Большая часть того, что я имею, досталась мне от деда; часть наследуемого имущества он оставил
