— Я очень сочувствую твоему горю, — от души сказала Алекс. Ей и в самом деле было очень жаль Джимми, и она была очень рада, что в последнее время он стал более разговорчивым. Вечера, которые он проводил с Фридменами, явно пошли ему на пользу. Общение с Джесс и Джейсоном отвлекало его от печальных воспоминаний.
— Странная вещь — горе, — проговорил Джимми задумчиво. — Порой кажется — оно убьет тебя, но бывают дни, когда о нем совершенно забываешь. К сожалению, когда просыпаешься утром, никогда нельзя знать заранее, что тебя ждет. Даже день, который начался замечательно, может превратиться черт знает во что, и наоборот: сначала тебе кажется, что ты и жить не хочешь, но потом что-то случается, и ты вновь ощущаешь интерес к жизни. Наверное, в этом отношении горе похоже на болезнь, которая невесть с чего начинается и неизвестно отчего проходит. К счастью, я, кажется, начинаю к нему привыкать. Должно быть, со временем привыкнуть можно абсолютно ко всему.
— Да, кроме времени, другого лекарства я не знаю, — согласилась Алекс. Пусть это звучало банально, но она подозревала, что доля истины здесь есть. Джимми прожил в «Версале» уже почти пять месяцев. Когда она впервые увидела его, он был похож на покойника.
— Время способно исцелить любые раны, — добавила она. — Мне потребовалось несколько лет, чтобы забыть о своем несостоявшемся замужестве. Конечно, это совсем не то, что случилось с тобой, но в первое время я ужасно переживала.
— Кто может сказать, что тяжелее? — Джимми пожал плечами. — Тебя кто-то предал, обманул твое доверие. Это как гнойная рана, которая долго не заживает. Что касается меня, то моя потеря сродни ампутации. Если продолжить сравнения в хирургическом духе, — он мимолетно улыбнулся Алекс, — то моя рана стерильна, если можно так выразиться. Во всяком случае, мне некого винить в моей потере.
Вот только болит она чертовски сильно.
Он был предельно откровенен с ней, и Алекс подумала, что, если Джимми выговорится, ему, возможно, станет чуть легче.
— Сколько времени тебе еще работать при клинике? — спросил он.
— Еще год, — ответила Алекс. — Впрочем, иногда мне кажется, что по меньшей мере сто лет. Что будет потом, я еще не знаю. Мне бы хотелось остаться при Калифорнийском университете, если меня возьмут. У нас превосходное отделение неонатальной интенсивной терапии, но оно полностью укомплектовано. Работать там считается престижным, так что я не знаю… Сначала я хотела стать врачом-педиатром, но неонатальная интенсивная терапия заинтересовала меня. На этой работе не заскучаешь — приходится выкладываться полностью, иногда даже совершать невозможное.
Не знаю, надолго ли меня хватит физически, но теперь я уверена — я на своем месте.
Они все еще разговаривали, когда к ним подошли Марк и Тайрин. Они были почти одного роста, и, глядя на них, Алекс невольно улыбнулась. Из них бы получилась красивая пара, подумалось ей, благо что они были почти ровесниками.
— Ну, о чем вы тут разговаривали? — спросил Марк, садясь рядом. Сам он обсуждал с Тайрин законы о налогах, а также разные хитрые способы уменьшить налогообложение и был весьма удивлен тем, как много она об этом знает.
Все же в этой области Тайрин не могла равняться с ним, искушенным профессионалом, и Марку удалось произвести на нее впечатление своей осведомленностью и опытом.
— О работе — о чем же еще? — пожала плечами Алекс.
— Мы тоже… — Марк улыбнулся. — Тайрин неплохо разбирается в налогах. Она даже задала мне вопрос, на который я не смог ответить. Правда, он касался не федеральных, а местных налогов, но все равно я должен был знать…
— Очко в пользу Тайрин, — заметила Алекс, и все рассмеялись.
Бассейн между тем заполнился подростками — приятелями Джессики и Джейсона, и Алекс подумала: как хорошо, что Куп остался дома, — он бы этого не выдержал. Его бы хватил удар. Пожалуй, было к лучшему, что он не видел свою дочь до тех пор, пока ей не исполнилось тридцать девять. Детей такого возраста он, похоже, мог терпеть подле себя совершенно безболезненно. Именно так она и сказала Тайрин буквально накануне, и обе женщины немного посмеялись над его детофобией, которую Куп и не думал скрывать.
Подростки в бассейне затеяли игру в «Марко Поло», Джимми и Марк присоединились к ним, и Алекс и Тайрин остались вдвоем.
— Какой симпатичный человек этот Марк, — сказала Тайрин. — Жаль, что жена от него ушла, мне кажется, он ее очень любил. Зато дети явно предпочитают отца.
— Они хорошие ребята и любят мать, просто сейчас она пытается устраивать свою личную жизнь, а они еще не в том возрасте, чтобы понять ее и простить. Ничего, я думаю, со временем все утрясется, — сказала Алекс.
— А почему Джимми такой мрачный? — спросила Тайрин.
— Полгода назад он потерял жену и с тех пор никак не оправится, бедняжка! Сейчас он еще ничего, посмотрела бы ты на него, когда он только приехал!
— Как, он тоже развелся?! Просто поветрие какое-то! — воскликнула Тайрин.
— Нет, его жена умерла. От рака. Ей было всего тридцать два… — Последние слова Алекс произнесла шепотом, так как Джимми как раз оказался в бассейне недалеко от них.
Впрочем, он вряд ли услышал бы ее, даже если бы Алекс говорила в полный голос. Это была очень веселая и шумная игра; брызги летели до небес, и над бассейном висела самая настоящая радуга.
Заглядевшись на детей, Алекс не сразу заметила, что Куп машет им с веранды. Он проголодался и хотел, чтобы Алекс и Тайрин вернулись в дом.
— Кажется, нас зовут, — заметила она, и Тайрин, обернувшись через плечо, улыбнулась такой теплой улыбкой, что Алекс не могла не подумать: от этой негаданной встречи отца с дочерью выиграл не только Куп.
— Ты счастлива с ним? — неожиданно спросила Тайрин.
Она уже давно гадала, что значат для Алекс эти отношения.
Даже когда они с отцом были вдвоем. Куп то и дело вспоминал об Алекс, рассказывал о ней, и теперь Тайрин хотелось выслушать и другую сторону.
— Да, счастлива, — просто ответила Алекс. — Жаль только, что он так относится к детям. Если бы не это, лучшего бы и желать было нельзя!
— А разница в возрасте тебя не смущает?
— Поначалу я действительно много об этом думала, но потом… перестала. Ему не дашь семидесяти, самое большее — пятьдесят. А иногда Куп и вовсе ведет себя как ребенок.
— Но он не ребенок, — заметила Тайрин, думая о том, что с каждым днем эта сорокалетняя разница в возрасте будет сказываться все сильнее. В конце концов настанет день, когда она превратится в непреодолимое препятствие, и тогда…
— То же самое сказал мне и мой отец, — вздохнула Алекс.
— Он… не одобряет ваших отношений? — Тайрин нисколько не удивилась. Она не знала, что за человек Артур Мэдисон, однако ей казалось, что ни один здравомыслящий отец в мире не хотел бы заполучить Купа в зятья.
— Он не одобряет ничего из того, что я делаю. Что касается Купа, то он ему, безусловно, не нравится.
— Ничего удивительного — с такой-то репутацией! Кстати, как ты относишься к тому, что какая-то стриптизерша якобы от него беременна?
— Никак не отношусь — главным образом потому, что Купу она безразлична. К тому же ребенок вполне может оказаться не от него.
— А если он все-таки от него?
Алекс пожала плечами:
— Что ж, в таком случае Куп, вероятно, будет каждый месяц отправлять ей чек. Он очень зол на эту Шарлей — даже не хочет видеть ребенка!
— Я его понимаю. Напрасно эта женщина отказалась от аборта. Так было бы проще для всех.
— Да, так было бы проще. Но если бы твоя мать пошла по пути наименьшего сопротивления, ты не
