– Прогулка в изящном кебе[16]. Вас ждет колесница.
Мы прошли сквозь вращающуюся дверь, я поискала взглядом машину Гордона, заодно подивившись на припаркованное прямо напротив заморское чудовище – красный «Роллс-Ройс» с номером, оканчивавшимся на букву Z. Это означало, что машина взята напрокат то ли каким-нибудь чванливым техасцем, то ли человеком с чувством юмора.
– Мадам… – Гордон открыл дверь красного «Роллса», помахал мне рукой и широко улыбнулся. За рулем величественно восседал шофер в ливрее. Это выглядело настолько дико, что я сначала захлопала глазами, а потом согнулась пополам от хохота. Я глядела то на машину, то на Гордона и смеялась, пока из глаз не потекли слезы.
– Ох, Гордон, ну и ну…
– Давай садись. Думаю, последний день в Нью-Йорке тебе запомнится надолго.
Так оно и вышло. Внутри «Роллса» был бар, телевизор, стереомагнитофон, телефон и ваза с красной розой. Как в фильме с участием Рока Хадсона и Дорис Дей.
Мы выполнили всю составленную Гордоном программу, только вместо пунктов а), б), в) и г) прогулялись и зашли в отель за Сэм. Красный автомобиль потряс ее. Широко раскрыв глаза, она первым делом спросила:
– Это подарок? Можно потрогать? Мы с Гордоном расхохотались.
– Нет, моя радость, дядя Гордон пошутил. Он подарил нам эту машину, но только на один день.
– Нет, не пошутил! Она мне нравится!
– Саманта, напомни мне об этом, когда вырастешь, – серьезно сказал Гордон, и у меня зародилось подозрение, что она непременно так и сделает.
Когда мы прибыли на угол Шестьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, шофер остановил машину, вышел, открыл нам дверь, и мы отправились в зоопарк. Гордон нес фотоаппарат, которого я раньше не замечала.
– Хочу сделать несколько снимков. Как ты на это смотришь? Если не хочешь, не буду.
– Что ж, о'кей. Я бы тоже взяла себе пару-тройку фотографий. И обязательно щелкни машину, – улыбаясь, ответила я и огляделась по сторонам, разыскивая взглядом Сэм.
– Джиллиан, у меня нет ни одной твоей фотографии. Надо исправить это упущение. Кто знает, может, мы больше не встретимся…
– Ох, Гордон, без глупостей. Конечно, встретимся, – запротестовала я, но внутри у меня что-то дрогнуло.
– Эзе и Сан-Франциско слишком далеко друг от друга, дорогая. Мало ли что может случиться. Когда я с кем-то прощаюсь, то верю, что это навек.
– Забавно. А когда прощаюсь я, то всегда говорю себе, что ненадолго.
– Ты веришь в это?
– Пожалуй, не очень, – призналась я, и вдруг мне стало грустно. Гордон посмотрел на меня и отвел глаза.
Примерно час Гордон фотографировал меня и Саманту с воздушными шариками, с печеньем, верхом на пони, у клетки с тюленями… Фотографии были моментальными. Он ловил мгновения, когда мы набивали рот печеньем, закрывали глаза, задирали руки и смеялись. Он щелкал, забегал с разных сторон и снова щелкал… Крак, крак, крак, крак, крак, крак… Последний день в жизни Гордона и Джиллиан… «Не пой мне песен, не рассказывай сказок и не лей слез», но поминай меня добром…
Последний кадр сделал шофер. Он сфотографировал нас троих у открытой двери красного «Роллса». Саманта держала в руках красный шар. Когда мы сели в машину, я поняла, что это единственная фотография, на которой запечатлен Гордон.
Остаток дня прошел согласно плану «гида». В полночь мы ушли из «Рэффла» и отправились знакомиться с «маленьким сюрпризом». Верный «Ролле» повез нас в район Восточных улиц. Я догадалась, что мы едем домой к Гордону.
Мы вышли и поднялись по лестнице. Он открыл дверь, вошел в квартиру, зажег свечи и вернулся, чтобы помочь мне снять пальто. Комната утопала в цветах, перед тахтой стоял кофейный столик, на котором красовалось шампанское в ведре со льдом. Он развел огонь в камине и включил негромкую музыку. Само совершенство. Конечно, смешно, что все это было устроено для дамы, беременной от другого, выходящей за этого другого замуж и уезжающей отсюда за тридевять земель. Но все равно у меня было радостно на душе. Конечно, я знала, что с Крисом нас ждет не только большое счастье, но и множество проблем. Однако Крис был сделан из другого теста; от него свеч и шампанского ждать не приходилось. Как ни жаль, на всех невест свеч и шампанского не напасешься. Один женится в джинсах и мятой рубашке апаш, поит кока-колой и кормит горелыми гренками, а другой достает из волшебного ларца свечи и шампанское… Нет уж, предпочитаю кока-колу и гренки. Так легче.
Словно прочитав мои мысли, Гордон протянул мне пробку от шампанского и сказал:
– Это для твоего волшебного ларца…
Я с улыбкой подставила ладонь, но он тут же отдернул руку, что-то написал на пробке и тогда уже вручил ее мне. Там стояла дата. Только дата, больше ничего.
– Не будем заставлять твоих взрослых детей ломать голову над кучей незнакомых инициалов, – грустно сказал Гордон, и я знала, что он имеет в виду.
– Когда ты уезжаешь в Европу?
– Примерно через месяц.
– Что об этом думает Грег? Ты говорил с ним?
