боль. Что ж, достойное завершение большого куска моей жизни. Крис, ребенок, Джулия. Казалось, меня со всех сторон окружили призраки… Я потихоньку начала вставать и посвятила себя дому: немного рисовала, возилась с Самантой и не обращала внимания на то, как летит время. Мне нечем было заняться. Долгие прогулки с Самантой пошли мне на пользу: я прибавляла в весе, у меня постепенно восстанавливался цвет лица.
Частенько захаживал Том Барди, приносил Сэм маленькие подарки и время от времени оставался обедать. Говорить он был не мастер, но с ним было хорошо, и мы с Сэм радовались его посещениям. Том никогда не говорил о Пег, но стоило упомянуть ее имя, как он сразу выпрямлялся на стуле и начинал жадно ловить каждое слово. Приятно было посмотреть на влюбленного человека, и оставалось только гадать, знает ли об этом Пег. Может, они давно объяснились, а я, как обычно, узнаю обо всем последней?
В один прекрасный день я не выдержала:
– Том, ты ничего не получал от Пег?
– Нет, – вспыхнул он.
– Почему бы тебе не позвонить ей как-нибудь?
– Позвонить? Ей? – Он был так поражен, что я предпочла сменить тему. Оба они взрослые люди; решительность Пег вошла в пословицу, да и Том мог сам позаботиться о себе, поэтому я решила держать язык за зубами и не лезть не в свое дело.
Перед отъездом во Францию дважды звонил Гордон, умолял меня подумать о себе, о нем, уговаривал приехать, но все было тщетно. Я не хотела покидать Сан-Франциско. И Криса.
Я так и не убрала его вещи. Когда мне становилось одиноко, я открывала шкаф, перебирала его ботинки, джинсы, свитера, вдыхала знакомый запах, и начинало казаться, что Крис ненадолго вышел, что он вот-вот вернется и обнимет меня. Его студия оставалась нетронутой. Я зашла туда один раз, чтобы проверить, нет ли там каких-нибудь важных документов, и с тех пор не поднималась наверх. Все вещи стали неприкасаемыми, адом превратился в мавзолей.
Я регулярно писала Пег, посвящая ее во все наши дела, а она отвечала мне время от времени. Я знала, что она очень устает на работе. Однажды Пег намекнула, что могла бы приехать, но это больше не повторялось. Кому, как не Пег, знать, что двери моего дома для нее всегда открыты, поэтому я все же надеялась, что она когда-нибудь постучится в них.
Пег начала тормошить меня. В ее письмах стали попадаться советы типа: «Ты должна видеться с людьми… Ты должна подыскать себе работу… Ты должна куда-нибудь съездить…» Слава богу, она не предлагала мне вернуться в Нью-Йорк, не хуже меня зная, что эта тема запретна.
В конце мая завершился учебный год. Однажды утром, завтракая с Сэм, я подумала о том, что со дня смерти Криса прошло уже пять месяцев. Казалось, мы с Сэм прожили здесь целую вечность, и в то же время чудилось, что Крис вышел из дому только сегодня утром. Я упорно продолжала считать Криса живым, и это помогало мне не впасть в отчаяние.
Мне было одиноко, но это было совсем не то одиночество, которое я испытывала в Нью-Йорке после разлуки с Крисом. Тогда я была в ярости, ощущала оскорбленное самолюбие и не находила себе места, переживала и расстраивалась, хотя и не отдавала себе в этом отчета. То было время гнева. Но теперь, после смерти Криса, все стало по-другому. Гнев исчез. Сходство было только в одном: я чувствовала одиночество. Потеря была безвозвратной, и я начинала примиряться с этой мыслью. Корабль мой стоял на якоре, плыть было некуда. Да и не хотела я никуда плыть. Я много рисовала, перечитала уйму книг и все больше и больше замыкалась в себе, словно собиралась постричься в монахини. Это напоминало темный тоннель: едешь, едешь, а свет впереди так и не брезжит… Лишь бы добраться до конца тоннеля, а там… Там увидим.
В июне Сэм предстояло уехать к отцу, и я подумывала о путешествии в горы, к озеру Тахо, чтобы хоть ненадолго сменить обстановку, но колебалась. Я была счастлива дома, в окружении вещей Криса. Хорошо было спать в его постели, зарываться лицом в его свитера и рубашки… В конце концов я все же вышла за Криса, но моим мужем стал мертвец и увел меня за собой. Теперь я была почти так же мертва, как и он.
– Сэм, звонят в дверь! Я наверху, так что открой, пожалуйста. Только спроси, кто там.
Ворвался Том Барди и понесся по лестнице, прыгая через две ступеньки.
– Пег прилетает!
– Когда?
– Завтра. – Он улыбался от уха до уха.
– Да неужели? Это точно? Как ты узнал? – Забавно. Я ничего об этом не слышала.
– Она позвонила мне, – досадливо пояснил он. Как я смела сомневаться?
Странно. Правда, в последнем письме, кажется, был какой-то туманный намек.
– Самолет прибывает рано утром. Я поеду ее встречать.
Хотелось спросить, нельзя ли к нему присоединиться. Я знала Пег всю мою жизнь, а тут появляется какой-то чужак и встревает между нами. Но я ничего не сказала. Может, Пег это по душе. Она ведь позвонила ему, а не мне.
Затем зазвонил телефон. Это была Пег. Легка на помине.
– Завтра прилетаю!
– Я уже знаю.
– Ох…
– Том стоит рядом.
– Передай ему привет. Можно остановиться у тебя? – И все мои подозрения тут же испарились. Или почти испарились.
– Ну конечно! Я соскучилась. Ты надолго?
