возразила ему Фиона.
— Знаю! Но так уж устроены люди. Мы считаем, что друзья всегда должны быть рядом в нашем полном распоряжении. И часто испытываем шок, когда они находят себе кого-то и исчезают из нашей жизни, появляясь в ней с этих пор лишь изредка.
— Но я никуда не исчезаю, — Фиона обняла Эдриена за плечи. — В конце концов, мы работаем вместе и видимся каждый день!
— Конечно, конечно… Но дочери Джона — они ведь не такие мудрые, как я. Возможно, девушкам кажется, что ты представляешь угрозу для их семейного единства. Ведь это лишний раз напоминает о том, что их мама умерла и никогда к ним не вернется. А люди прячутся от таких вещей. Особенно дети.
— Но откуда тебе все это известно? — недоумевала Фиона.
— А мне ничего не известно. Это просто догадки, не более того. Я моту и ошибаться. Послушай, что скажет Джон, когда вы встретитесь.
Но когда они встретились во вторник, чтобы вместе позавтракать, Джон ничего ей не сказал. Он казался напряженным. Фиона спросила, как прошла поездка, Джон ответил, что отлично, но звучало все это как-то неубедительно. Он поцеловал Фиону, но выглядел при этом так, будто вовсе не рад ее видеть, — расстроенным и подавленным. Джон сказал, что приглашает Фиону на обед к себе в квартиру. Он объяснил, что поживет эту неделю с дочерьми, а потом они разъедутся по колледжам. В субботу он отвезет Кортни в Принстон и поможет ей разобрать вещи в новой комнате. А Хилари собирается жить в доме у своих друзей.
— А как миссис Вестерман? — спросила Фиона.
Джон посмотрел на нее очень внимательно и сухо ответил, что все в порядке. После чего поспешил перевести разговор на другую тему.
Когда Эдриен зашел к ней после ленча, Фиона выглядела расстроенной.
— Может быть, проблема с дочерьми, — попытался успокоить ее Эдриен. — Дай Джону время, Фиона. Не торопись с выводами. Он сам расскажет тебе обо всем, когда дела наладятся. Он переедет к тебе после того, как проводит дочек?
— Джон ничего не сказал об этом.
Фиона была почти в панике, но старалась изо всех сил казаться спокойной.
— На всякий случай все же освободи шкафы.
Ты ведь не хочешь, чтобы он вернулся к себе? Или хочешь? — прямо спросил Эдриен.
Фиона покачала головой. На нее жалко было смотреть — такое несчастное выражение застыло на лице этой сильной женщины. Эдриен понял, что Фиона боится потерять Джона.
— Нет, — честно ответила Фиона на вопрос Эдриена. — Я хочу, чтобы он вернулся. Хочу больше всего на свете.
— Тогда возьми себя в руки и не паникуй, все устроится — дай только время. Он любит тебя, Фиона. И это невозможно изменить никаким обстоятельствам. За несколько дней его любовь не исчезла.
— Он влюбился в меня за один вечер, так кто сказал, что он не может так же быстро меня разлюбить?
— Что поделаешь, в жизни всегда приходится идти на компромиссы. Согласись, все лето вы жили в волшебной стране. А теперь приходится возвращаться к реальности. А в ней существуют и другие люди, и другие обстоятельства. Не жди, что все кругом будут желать вам счастья. По крайней мере дождись, пока его дочери уедут. Тогда все и определится. Вот увидишь, все будет хорошо. Никуда твой Джон не денется!
— Я обедаю с ними сегодня, — в голосе Фионы звучал неподдельный ужас. За все годы, проведенные вместе, Эдриен ни разу не видел ее в таком смятении. Фиона никогда ничего не боялась. Тем более каких-то девчонок. Она не боялась мужчин. Но так происходило отчасти потому, что ей не было страшно потерять кого-то из них. Она никогда не боялась одиночества. Пока не встретила Джона Андерсона. И теперь ей было что терять.
— Когда вы встречаетесь? — поинтересовался Эдриен.
— В семь тридцать у Джона. Его экономка готовит обед. Знаешь, я ведь еще ни разу не была у него дома. Он и сам не был там все лето — только заезжал забрать что-нибудь из одежды. А я ни разу не поехала с ним. Да он и не приглашал… Теперь я жалею об этом. Окажусь сегодня вечером в совершенно незнакомом месте, среди незнакомых людей. И буду играть в чужие игры. Мне страшно, Эдриен.
— Успокойся! Все будет хорошо. — Эдриен не верил своим ушам. Женщина, державшая в страхе половину представителей печатной индустрии Нью-Йорка, боится до смерти какой-то экономки и двух молоденьких девчонок!
— И я никогда не видела его собаку…
— Ради бога, Фиона…. Ведь подружился же Джон с сэром Уинстоном. И ты наверняка подружишься с его питбулем. Не торопи события. Прими на всякий случай валиум, будь естественной. Ты же можешь очаровать любого, если захочешь. Вот увидишь — все будет отлично.
В тот день у них больше не было возможности для разговоров. В журнале творилось какое-то безумие, одно за другим шли бесконечные совещания, все время возникали вопросы, требующие немедленного разрешения. В перерывах между совещаниями Фионе удалось пару раз поговорить с Джоном по телефону. Сегодня он говорил уже спокойно. Фиона призналась, что нервничает из-за предстоящего обеда, Джон успокаивал ее, сказал, что любит и что все непременно будет хорошо. После разговора Фионе удалось справиться с волнением. Она твердила себе, что ничего страшного не происходит, просто все происходящее для нее в новинку, ведь у нее до сих пор не было подобного опыта. Никто из ее приятелей не собирался знакомить ее со своими детьми, а главное, никто из них не значил для нее так много, как Джон. Она не переживет, если потеряет его!
Сидя в конце дня на очередном совещании, она вдруг поймала на себе тревожный взгляд Эдриена.
— Когда тебе надо быть у Джона? — вдруг спросил он, глядя на часы.
Фиона в этот момент записывала что-то в свой ежедневник и ответила ему машинально:
— В семь тридцать.
— Вообще-то сейчас уже восемь десять! Немедленно вставай и отправляйся туда!
— О боже! — Остальные участники совещания недоуменно переводили взгляд с Фионы на Эдриена. — Я ведь хотела заехать домой переодеться!
— Забудь об этом! В машине подкрасишься немного. Ты выглядишь замечательно! Быстро! Главное, быстро!
Он буквально выставил из кабинета пытающуюся извиниться перед коллегами Фиону. Забежав к себе в кабинет, она позвонила Джону и извинилась, объяснив, что потеряла счет времени из-за неожиданно возникшей проблемы с декабрьским номером. Джон сказал, что не стоит волноваться по этому поводу, но голос его показался Фионе раздраженным. Только в доме Джона Фиона поняла почему.
Квартира была большая и отлично отделанная, но все здесь было каким-то чересчур стерильным и холодным. И буквально везде — на стенах, на комодах, на тумбочках — были фотографии покойной жены Джона. Гостиная напоминала святилище, здесь висел на стене огромный портрет Энн Андерсон, а по обе стороны от него — портреты обеих дочерей. Фиона отметила, что жена Джона была хорошенькой, но даже по фотографиям было видно, что эта женщина никогда не задумывалась о собственном стиле. В сравнении с ней Фиона несомненно выигрывала и в красоте, и в неповторимом шарме. Зато Энн казалась настоящим воплощением идеальной жены. Энн, похоже, была из тех женщин, с которыми Фионе всегда становилось чудовищно скучно, но сейчас она изо всех сил старалась прогнать от себя подобные мысли. Она бросилась к Джону, сбивчиво объясняя ему что-то про совещание, и, чуть не плача, принялась извиняться за опоздание. Джон нежно обнял ее и поцеловал в щеку.
— Все в порядке, — сказал он. — Я все понимаю. Просто… девочки расстроены… Нет-нет, дело не в тебе, а в их матери…
Фиона непонимающе посмотрела на Джона, стараясь сообразить, что он имеет в виду. Почему его дочери расстроены из-за своей матери? Ведь ее нет в живых уже два года. Или воспоминания нахлынули на них с новой силой, когда они попали в эту квартиру — с фотографий и с портрета на них снова смотрела их мать…
— Они считают, что моя любовь к тебе — предательство по отношению к Энн, — шепотом объяснил
