— Только не говори, что ты никогда не встречал таких женщин, как я! — саркастически воскликнула она.
— Знаешь, Эйлин, — Гидеон помолчал, внимательно глядя на нее, — пожалуй, не встречал. Я и раньше думал, что ты не такая, как другие. А теперь понимаю — ты одна на миллион.
Она не знала, как отнестись к этому заявлению — то ли обрадоваться, то ли обидеться.
— Безусловно, я не так умна, как ты, — сказала она. — Ты видишь комплимент там, где его нет, а я даже не знаю, лестно это для меня или оскорбительно.
— Разве я похож на человека, который оскорбляет собственную жену? — высокопарно спросил Гидеон.
У Эйлин появилось подозрение, что он смеется над ней.
— Ну, так как насчет адвокатов? — настойчиво повторила она.
— Успех обеспечен, — наконец ответил он. — В случае, если с родителями девочки произошло худшее, ты и я, как ближайшие родственники, получим малышку. Но пока не узнаем этого наверняка, если ты не возражаешь, я бы не стал обращаться в суд, чтобы ее официально объявили нашей.
Он говорил об удочерении. Эйлин не хотела так далеко заглядывать, пока она думала только о благополучии Виолетты.
— Я не возражаю, — кивнула она, не желая выглядеть в его глазах вздорной бабенкой, хотя то, что ей небезразлично его мнение о ней, беспокоило ее.
Пусть думает что угодно, немедленно решила она. Кстати, теперь, когда все необходимые вещи куплены, он может пообедать без нее. Она попыталась найти благовидный предлог.
— Знаешь, мне кажется, нелепо, что ты повезешь меня в понедельник, если я нахожусь рядом с домом и могу забрать свою машину сейчас.
— Ты собираешься вернуться домой сама? — спросил Гидеон, и Эйлин почувствовала, как ее глаза затуманились слезами. Как приятно это слышать! Гидеон считает свой дом ее домом! Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Неужели она на самом деле такая чувствительная, как он говорит?
— Что тут плохого?
— Дорогая, ведь это первый день нашего медового месяца, — медленно произнес Гидеон. — Я знаю, у тебя нет представления о единении супругов, но подумай о романтических чувствах нашей экономки.
С точки зрения Эйлин, глупо быть рядом и не забрать машину. Однако слишком многое зависело от того, чтобы их видели вместе и думали, будто они так сильно любят друг друга, что ни на минуту не могут разлучиться.
— Разве могу я расстаться с тобой хоть на миг? — съязвила она.
— Тогда пойдем есть.
Обед получился запоздалым, но очень приятным. Они беседовали, не касаясь ничего личного, что очень устраивало Эйлин. Она всегда считала, что у нее ровный характер, но, вспомнив, как были оскорблены ее чувства, когда Гидеон упомянул о сущности их брака, она не хотела бы снова испытать подобное.
Время пролетело совершенно незаметно. Когда они вернулись в дом, где теперь жили вместе, Эйлин, сгорая от нетерпения, пошла в детскую, чтобы посмотреть, как расставить мебель, которую привезут завтра. Неожиданно она обернулась... и обнаружила, что Гидеон стоит, наблюдая за ней.
— Я был уверен, что найду тебя здесь.
Она улыбнулась:
— Я хотела подумать, куда что поставить... если ты не возражаешь. — Может быть, у него свои со ображения на этот счет?
— Делай так, как посчитаешь нужным, — ответил Гидеон и стал объяснять, почему искал ее: -Миссис Моррис спрашивает, нет ли у тебя каких-то особых пожеланий на ужин.
— Да я еще не проголодалась! — воскликнула Эйлин и только потом поняла, что на ней, как на хозяйке «Оуквейла», лежит обязанность обсуждать меню с экономкой. — Пожалуй, пойду поговорю с ней, — решила она. — А потом я хотела бы пойти прогуляться. — Она еще не видела здешних окрестностей. Что касается «единения супругов»... Гидеон хотел единения, она ему это обеспечит... — Тебе лучше пойти со мной.
Гидеон изумленно посмотрел на нее. Потом лицо его приняло лукавое выражение.
— И на ком же я женился? — спросил он с довольной улыбкой.
— На любительнице распоряжаться. Пошли!
Поговорив с миссис Моррис, Эйлин с огромным удовольствием прогулялась с Гидеоном. После чего поднялась в свою комнату и закрыла дверь между их спальнями. Потом понежилась в ванне и, несмотря на то, что в глубине души волновалась о Джастине и Ките, впервые почувствовала себя лучше.
Ужин прошел очень приятно, хотя Гидеон обладал поразительной способностью вытягивать из нее сведения, которые она считала если не секретом, то своим личным делом.
— Ты всегда хотела быть бухгалтером? — спросил он, и Эйлин, удивляясь самой себе, начала рассказывать ему о своих планах поступить в университет, которые она вынашивала до того, как погибли родители. Рассказала и о том, как ей повезло, когда Андреа предложила сама готовить ее.
— Она относилась ко мне великолепно, — продолжала Эйлин. — Всегда сочувствовала, когда с Джастиной возникали какие-то проблемы.
— Джастина была сорвиголовой?
— Но не безнравственной!
— Не кипятись. Мы ведь уже установили, что они с Китом стоят друг друга.
— Прости, — извинилась она, и Гидеон улыбнулся.
— Значит, ты, то беспокоилась о Джастине, разыскивая ее по ночам, то готовилась к экзаменам на бухгалтера, и у тебя никогда не хватало времени на личную жизнь.
— О, все было не так мрачно! — возразила Эйлин, не в восторге оттого, что этот человек думает, будто она совсем «зеленая», глупая и никогда не имела друга. — У меня были свои радости.
— Приятели?
— Конечно.
— Кто-нибудь из них стал тебе особенно близок?
Эйлин покачала головой и, хотя ей было это совсем не по душе, почувствовала, что вынуждена признаться:
— Я встречалась с ними слишком редко, чтобы это понять.
— Раз пять? — спросил Гидеон.
— Скорее, раза два. Потом происходили какие-то неприятности с Джастиной, и я вынуждена была все обрывать. При том, что Джастину бросало из одной крайности в другую, я решила сосредоточить свое внимание на учебе и на сестре.
— И Джастина всегда была на первом месте?
— Ну как тебе объяснить? — У него был брат, ради которого, как она понимала, он готов на все. — Моя сестра не всегда доставляла мне головную боль, — поспешно произнесла Эйлин. — Она была необузданной, конечно. Импульсивной, легкомысленной, отчаянной, иногда сущим кошмаром — этим все сказано. Но в то же время она была любящей, веселой и безукоризненно честной. — Эйлин замолчала. Ей снова пришла в голову ужасная мысль, которая уже давно мучала ее.
— В чем дело? — обеспокоенно спросил Гидеон. — В твоих глазах столько боли.
— Прости, — извинилась Эйлин. — Я все время пыталась убедить себя в том, что гормональные нарушения все еще давали о себе знать после рождения Виолетты, и именно поэтому Джастина вела себя в несвойственной ей манере. Ведь она такая честная. Я точно знаю, что она не могла уехать из отеля, не оплатив счет. Она просто не могла бы. Я знаю!
Гидеон, однако, дал свое объяснение:
— Может, она подумала, что счет оплатил Кит.
Эйлин хотела бы поверить в это. Может быть, они отправились куда-то в то утро, когда сошла лавина, собираясь вернуться, да что-то помешало им сделать это.
— Деньги были только у Джастины, — неуверенно напомнила она.
Гидеон, кажется, не собирался падать духом.