постигать его через утомительные упражнения. Несомненно, Крюпп уникален, ибо ему не нужно упражняться ни в чем.
Слева, в какой-нибудь сотне шагов, острые глаза толстяка заметили рощицу. Сквозь голые ветви молодых деревьев, на которых только-только набухали почки, светилось пламя костерка. Возле него, вытянув над огнем руки, сидел человек.
— Ноги Крюппа устали поддевать дорожные камни, — возвестил Крюпп. — Свернет-ка он на мягкую землю и пойдет туда, где вскоре предстоит зазеленеть этим юным древесам. Да и огонь так приветливо мерцает.
Крюпп свернул с дороги и двинулся к рощице. Пройдя между двух тонких стволов, он оказался в круге света. Сидевший медленно повернулся к нему. Лицо человека скрывал глубокий капюшон, внутрь которого не проникали отблески пламени. Длинные, искривленные пальцы сидевшего были почти погружены в огонь, однако он не боялся обжечься.
— Я не прочь погреться, — слегка поклонившись, сказал Крюпп. — В моих снах теперь редко бывает тепло.
— Зато в них много разных лиц, — отозвался сидевший. Голос у него был тонкий, с чужестранным выговором. — Теперь и я забрел в твой сон. Ты призывал меня? Давно я не ходил по земле.
Крюпп удивленно замотал головой.
— Призывал? Нет. Крюпп сам жертва своих снов. Представляешь, даже сейчас он спит в своей смиренной келье, под теплым одеялом. Но здесь я вовсю продрог, так что позволь мне сесть к твоему огню.
Незнакомец рассмеялся и поманил Крюппа пальцем.
— Мне тоже хочется вновь ощутить тепло пламени, но руки ничего не чувствуют. Когда тебе поклоняются, ты чувствуешь все: и тепло, и беды молящихся. Боюсь, в меня уже почти никто не верит.
Крюпп умолк. В этом сне было что-то мрачное и даже зловещее. Крюпп протянул руки к огню. Странно; пламя показалось ему чуть теплым. Колени, наоборот, замерзли. Наконец Крюпп догадался. Взглянув на сидящего, он сказал:
— Крюпп полагает, что ты один из Древних богов. Как твое имя?
— Круль.
Крюпп оцепенел. Его догадка оказалась верной. Мысль о пробудившемся Древнем боге, который вторгся в его сон, разогнала все остальные мысли, и они бросились врассыпную, точно испуганные кролики.
— Ты вновь решил вернуться в наш мир, Круль? — с дрожью в голосе спросил Крюпп.
Толстяку вдруг стало нестерпимо жарко. Он вытащил из рукава платок и стер обильный пот со лба.
Круль ответил не сразу, а когда заговорил, в его голосе Крюпп уловил сомнение.
— За стенами твоего блистательного города, Крюпп, пролилась кровь. Она пролилась на камни, некогда воздвигнутые в мою честь и почитавшиеся священными. Мне это… непривычно. Когда-то я властвовал над умами многих смертных. Они кормили меня кровью и обломками костей. Задолго до того, как смертные додумались строить свои города, я был богом охотников.
Круль наклонил голову, и Крюпп ощутил на себе его бессмертные глаза.
— Теперь снова пролилась кровь, но ее одной недостаточно. Я уверен, что пришел дожидаться пробуждения своего давнего, очень давнего знакомца.
Его слова показались Крюппу горше желчи.
— А что ты дашь бедному Крюппу? — спросил толстяк.
Древний бог порывисто встал.
— Изначальный огонь, который согреет тебя в дни тягот и невзгод. Я ничего не требую взамен. Только предупреждаю: берегись тлан-имаса. С ним будет женщина. Они оба —
Крюпп сочувственно посмотрел на Древнего бога.
— Значит, тобою помыкают, — прошептал он.
— Быть может, и так. Но в таком случае Юные боги сделали смертельную ошибку. Запомни: я проиграю битву, но не умру, — зловеще улыбнувшись, объявил Круль.
Он отвернулся от огня.
— Играй дальше, смертный. Каждый бог попадает в руки смертных. И таков конец любого бессмертия.
Крюпп почувствовал, с какой печалью Круль произнес эти слова. В них содержалась величайшая истина. Узнав ее, Крюпп должен был возвращаться в свой мир.
— Крюпп непременно воплотит эту истину в жизнь, — прошептал толстяк.
Древний бог зашагал по нолю, держа путь на северо-восток. Крюпп продолжал сидеть и глядеть на огонь. Пламя жадно лизало дрова, но они не сгорали и не превращались в пепел. За все время, что он здесь находился, костер ничуть не потускнел. Подумав об этом, Крюпп вздрогнул.
— Монета в руках юнца, — пробормотал он. — О, как же одиноко Крюппу этой ночью! Он совсем один в целом мире.
Круголом сменился со своего поста у Цитадели Деспота, когда до рассвета оставалось не больше часа. В эту ночь никаких встреч возле древних ворот не было. Над зубчаткой далеких Талинских гор мелькали молнии. Караульный шел через Уголок Пряностей, двигаясь по петляющей улице Анисы- кудесницы. Вокруг не было ни души. Внизу светился огнями Лазурный квартал. В гавани жизнь не замирала даже ночью. Между каменных причалов, окаймленных точками газовых фонарей, виднелись очертания торговых кораблей, пришедших в Даруджистан из далекого Каллоса, из Элингарта и Кривозуба.
Прохладный ветерок, дувший в лицо караульному, пах дождем, хотя над головой было ясное темное небо с перемигивающимися звездами. Круголом снял плащ и, аккуратно свернув, засунул его в наплечную кожаную сумку. Только короткий меч у пояса выдавал в нем военного, но попробуй узнай, где и кому служит этот военный.
До следующего караула он мог распоряжаться своим временем. Круголом шел к воде. Как будто и не было многих лет службы. Мальчишкой он часто пропадал в гавани, зачарованно разглядывая чужеземные корабли. Они покачивались у причалов, чем-то похожие на изможденных героев, отдыхающих после тяжелых битв с великанами и чудовищами. В те дни можно было часто увидеть галеры содружества вольных каперов* {2}, поблескивающие на солнце и тяжело груженные добычей. Они приходили в гавань Даруджистана из далеких краев. Фильманорес, Полукрепость, Мертвец-рассказчик, Изгой. Какой музыкой звучали названия портов для мальчишки, не покидавшего городских стен.
Подойдя к причалу, Круголом замедлил шаги. Годы, отделявшие его от того сорванца, были заполнены сражениями с противниками и с жизнью. Что ни год, то мрачнее становились его воспоминания. Жизнь помотала его на своих перекрестках, щедро показав и свинцовые небеса над головой, и бесплодную землю под ногами. Взамен она дала опыт и научила думать, прежде чем что-то решить и выбрать. Сейчас многие решения его молодости казались ему отчаянно глупыми. А как часто он шел напролом, чтобы уткнуться лбом в каменный тупик.
Но разве только молодости свойственно безрассудство и отчаяние? Круголом высматривал, где бы ему присесть. Впереди плескались темные воды залива. Внизу, под столбами причала, тянулась грязная береговая полоса. Что только не валялось там на песке! Осколки стекла и битые черепки ловили свет фонарей и тоже перемигивались подобно небесным звездам.
Круголом повернул голову вправо. Его взгляд пропутешествовал по ярусам холма до самой вершины, где виднелось помпезное и приплюснутое здание Зала Величия. «Никогда не заходить слишком далеко». Этот простой житейский урок караульный усвоил очень давно, оказавшись на горящей палубе, пиратского судна. Трюм корабля был наполовину залит. Просто чудо, что они еще как-то держались на плаву, сумев выскользнуть за пределы досягаемости арбалетчиков береговой крепости. Как она называлась? Ах да, Сломанная Челюсть. Странное название для крепости. Годы спустя, споря о том, что же погубило вольных каперов, одной из главных причин ученые мужи называли неимоверное презрение к реальной действительности и нежелание считаться с нею.
