Элизабет, после того как спас ее при рождении, но Сара никогда не предполагала, что он так сильно любит ее.
В этом году на день рождения он хотел подарить ей великолепные серьги с бриллиантами, которые купил для нее в Париже, но она наотрез отказалась принять их.
— Иоахим, я не могу. Они сказочные. Но это невозможно. Я замужем. — Он не стал переубеждать ее, хотя думал, что это уже не так. Он был уверен, что она вдова, и при всем уважении к Вильяму нельзя было не учитывать то, что он отсутствовал уже полгода и она теперь была свободна. — И ради всего святого, я ваша пленница, — засмеялась она. — Что скажут люди, если я приму в подарок серьги с бриллиантами?
— Я вовсе не уверен, что мы должны им объяснять это. — Иоахим был разочарован, но он понимал ее. Они договорились, что он подарит ей новые часы, которые она приняла, и прелестный свитер, который ей был просто необходим. Подарки были очень скромные, и так похоже на нее отказаться от более дорогих вещей. Он уважал ее и за это.
Казалось удивительным, что за прошедшие два года он не обнаружил в ней ничего, что бы ему не понравилось, за исключением того, что она по-прежнему была убеждена, что она замужем за Вильямом. Но это, пожалуй, ему тоже нравилось в ней. Она оставалась верна до конца, добрая, любящая и преданная. Раньше он завидовал Вильяму, теперь ему было жаль его. Бедняга погиб. И рано или поздно Саре придется посмотреть правде в глаза. Но на следующий год даже непоколебимая уверенность Сары стала рассеиваться, хотя она не признавалась в этом никому, даже Иоахиму. Но Вильям отсутствовал уже больше года, и никому из разведчиков не удалось ничего выяснить. Даже Иоахим предпринимал осторожные попытки кое-что разузнать, но при этом не вовлечь никого в беду. Но по обе стороны Ла-Манша, кажется, пришли к единому мнению, что Вильям был убит в марте 1942 года, когда его забросили в немецкий тыл. Сара все еще не могла этому поверить, но теперь, когда она думала о нем, даже самые дорогие воспоминания, казалось, потускнели, и это пугало ее. Она не видела его почти четыре года, чудовищно долгий срок даже для такой большой любви, чтобы продолжать хранить столь малую надежду и испытывать огромную муку.
В этом году она спокойно провела Рождество вместе с Иоахимом. Он был невероятно нежным и любящим по отношению к ним. Это было особенно важно для Филиппа, который рос без отца. В его представлении Иоахим был особенным другом, и, естественно, он очень нравился Филиппу, так же как и Саре. Она по-прежнему ненавидела все, что олицетворяли немцы, но она не могла ненавидеть Иоахима. Он был хороший человек и много работал, помогая раненым, которых привозили в замок на поправку. У некоторых из них не было ни конечностей, ни надежды, ни будущего, ни дома, куда бы они могли вернуться. И каким-то образом он ухитрялся найти время для каждого, часами беседуя с ними, вселяя в них надежду, заставляя их вновь обрести желание жить, иногда он занимался этим вместе с Сарой.
— Вы изумительный человек, — тихо сказала она ему, когда они сидели на кухне в коттедже.
Эмануэль была у себя дома, а Генри уже несколько недель пропадал где-то в Арденнах, по словам Эмануэль, и Сара больше не задавала никаких вопросов. Ему исполнилось уже шестнадцать лет, и он вел жизнь, полную волнений и опасности. Жизнь Эмануэль тоже становилась все труднее. Сын мэра относился к ней с крайней подозрительностью, и разразился большой скандал, когда она ушла от него. Теперь у нее был роман с одним из немецких офицеров. Сара ничего ей ни разу не сказала, но подозревала, что Эмануэль получает от него какую-то информацию и передает ее партизанам.
Сара держалась в стороне от всего этого. Она делала что могла по восстановлению замка, помогала медицинскому персоналу, когда к ней обращались, а остальное время проводила с детьми. Филиппу исполнилось четыре с половиной года, а Элизабет была на год младше. Дети были прелестны. Филипп — высокий не по годам мальчик, а Элизабет удивляла ее своим изяществом и более тонкими, чем у мамы, чертами лица. С самого рождения она была хрупкой, однако отличалась непоседливостью и всегда была готова на озорство. И каждому, кто видел Иоахима с детьми, было ясно, что он их обожает. Накануне сочельника он принес им красивые немецкие игрушки и помог украсить елку, а для Лиззи ухитрился найти куклу, которую девочка тотчас схватила обеими руками и начала баюкать.
А Филипп вскарабкался на колени к Иоахиму и обнял его руками за шею, прижимаясь к нему. Сара сделала вид, что не замечает этого.
— Вы не уедете от нас, как мой папа, не уедете? — с тревогой спросил он.
Когда Сара услышала это, в ее глазах появились слезы. Но Иоахим поспешно ответил ему:
— Понимаешь, твой папа не хотел уезжать от вас. Если бы он мог, он был бы сейчас здесь с вами.
— Тогда почему он уехал?
— Он должен был уехать. Он — солдат.
— Но вы не уехали, — логично заявил ребенок, не понимая, что Иоахиму тоже пришлось уехать от своих собственных детей, из дома, и приехать сюда. Мальчик не сходил с колен Иоахима, пока тот не отнес его наверх в постель, а Сара отнесла малышку. Филипп обожал сестричку, что приводило Сару в восторг.
— Как вы думаете, в этом году все наконец закончится? — с грустью спросила Сара, когда они выпили по глотку прекрасного «Курвуазье» после того, как уложили детей спать.
— Надеюсь. — Казалось, что войне не будет конца. — Иногда я думаю, что бойня не закончится никогда. Я смотрю на этих мальчиков, которых присылают к нам день за днем, неделя за неделей, год за годом, и задаюсь вопросом, осознает ли кто-нибудь, насколько это все бессмысленно и стоит ли таких жертв.
— Думаю, что именно поэтому вы здесь, а не на фронте, — улыбнулась ему Сара. Он ненавидел войну почти так же, как и она.
— Я рад, что я попал сюда, — мягко ответил он. Иоахим надеялся, что с ним ей было легче перенести все невзгоды военного времени. Потом он протянул руку через стол и осторожно коснулся ее руки. Они знали друг друга три с половиной года, и этот срок казался чуть ли не целой жизнью. — Вы для меня очень много значите, — тихо произнес он, и тут, под действием бренди и сентиментальной атмосферы этого дня, Иоахим не смог больше прятать свои чувства. — Сара, — нежно произнес он, — я хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас.
Она отвернулась, пытаясь скрыть свои чувства. Сара понимала, что из уважения к Вильяму она не должна показывать их.
— Иоахим, не нужно… пожалуйста… — Она умоляюще посмотрела на него, а он взял ее за руку и долго не отпускал.
— Скажите мне, что вы не любите меня, никогда не полюбите, и я больше не повторю эти слова… но я действительно люблю вас, Сара, и мне кажется, что вы тоже любите меня. Что же нам делать? Зачем нам скрывать это? Зачем нам оставаться только друзьями, если мы можем дать друг другу гораздо больше? — Он страстно хотел ее. Он столько ждал этого момента.
— Я люблю вас, — прошептала Сара, ужаснувшись тому, что сказала, так же как и самому чувству, которое она испытывала. Но любовь к нему родилась в ней давно, и она сопротивлялась, как могла… ради Вильяма. — Но мы должны оставаться друзьями.
— Почему? Мы взрослые люди. Наступает конец света. Разве мы не можем позволить себе немного счастья? Немного радости? Немного солнечного света… прежде, чем он наступит? — Они оба видели так много смерти, так много боли, и оба так устали.
Сара улыбнулась его словам. Она тоже любила его, ей нравилось, как он обращался с ее детьми и с ней самой.
— У нас есть дружба… и любовь… мы не имеем права на большее, пока Вильям жив.
— А если его нет в живых?
Сара отвернулась, как делала это всегда. Представить Вильяма погибшим было еще слишком мучительно.
— Я не знаю. Я не знаю, что бы я чувствовала тогда. Но сейчас я по-прежнему ощущаю себя его женой. И может быть, это чувство еще долго не покинет меня. Может быть, останется навсегда.
— А я? — спросил Иоахим, первый раз что-то требуя от нее. — А я, Сара? Что мне теперь делать?
— Я не знаю. — Она печально посмотрела на него, а он поднялся и подошел к ней. Он сел рядом с ней и заглянул ей в глаза, и там он увидел печаль и желание. Не удержавшись, он коснулся ее лица.
— Я всегда буду здесь с вами. Я хочу, чтобы вы знали это. И когда вы сумеете примириться с тем, что Вильяма нет в живых, я по-прежнему буду здесь. У нас есть время, Сара… у нас целая жизнь. — Тут он нежно поцеловал ее в губы, сказав наконец то, что хотел сказать ей долгое время, и она его не
