пострадала от травм, перенесла хирургическое вмешательство, так что пока положение остается критическим. Будем надеяться, что в ближайшие дни оно стабилизируется. Мы будем постоянно наблюдать за ней.
— Ее положение сейчас более опасное, чем после первой операции? — спросила Пейдж, и врач кивнул.
— Она ведь сильно ослабела. Но мы надеемся на лучший исход.
— Надеемся, — повторила Пейдж ненавистное ей слово. Она отлично поняла врача — операция прошла хорошо, но была слишком тяжелой для Алисон. Девочка могла умереть в любую минуту.
Хирург отошел, и они с Брэдом остались одни. Брэд с тяжелым вздохом сел на стул и посмотрел на нее. Они оба напоминали двух чудом спасшихся при кораблекрушении — лежа на пляже, куда их, обессиленных, выбросили волны, они были способны только молча переглядываться.
— Да, это ожидание вытрясает из человека душу. У меня такое чувство, словно я сегодня, не сходя с этого места, взобрался на Эверест, — жалобно произнес Брэд.
— Я бы предпочла взобраться на Эверест, — печально вымолвила Пейдж, и он улыбнулся ей.
— И я. Но она жива. Большего мы пока и не можем ожидать. — Он вдруг подумал о том, как говорил все это время, что не хочет, чтобы она осталась калекой, и понял, что теперь ему все равно — он хотел, чтобы она жила… хотя бы еще час… день… а может быть, им вообще повезет — их дочь выживет. — Ты хочешь поехать домой? — спросил он, но Пейдж отрицательно покачала головой.
— Я останусь здесь.
— Но зачем? Они все равно не пустят тебя к ней.
А если что-то случится, они нам позвонят.
— Просто когда я здесь, мне спокойнее. — Она не могла передать это словами, но чувствовала, что ее место — здесь. Точно такое ощущение у нее было, когда крошечный Энди лежал в кувезе. Были такие моменты, когда она точно знала — ей нужно быть рядом, близко. Именно это чувство было у нее и теперь. Разрешат они ей увидеть Алисон или нет — неважно, она останется в госпитале, рядом с ней. — А тебе лучше ехать домой к Энди. Он волнуется. — После кошмара вчерашней ночи они стали внимательней относиться к сыну. Днем она даже звонила знакомому педиатру, который сказал, что тревожное состояние и кошмары — это именно то, что и следовало ожидать в такой ситуации. Он переживает несчастный случай с сестрой так же тяжело, как они, а может, еще тяжелее. Потом педиатр выразил Пейдж соболезнования в связи с состоянием Алисон.
— Ты уверена, что обойдешься без меня? — тихо спросил Брэд перед уходом, но она только помотала головой и поблагодарила его. Ей не так-то просто было просидеть с ним молча целый день, когда о столь многом хотелось спросить его: сколько это будет продолжаться? почему он лгал ей? почему ему было недостаточно ее одной? неужели он разлюбил ее? Впрочем, она понимала бессмысленность этих вопросов — поэтому и заставила себя молчать. Но у нее весь день ныло под ложечкой: он был так привлекателен, но больше не принадлежал ей, у него была другая женщина. Пейдж все больше и больше отдалялась от мужа. Они были корректны друг с другом, и она была рада, что он сидит здесь с ней, но все же по-настоящему им было тяжело разговаривать, во всяком случае, о том, что было важно для них обоих.
— Скажи Энди, что я его люблю, — попросила она перед уходом. Брэд кивнул, помахал ей рукой и исчез за дверью, пообещав, что позвонит утром. Она же вернулась на свой пост в приемной, только сейчас осознав, чти при прощании Брэд даже не притронулся к ней, не поцеловал. Связь между ними прервалась.
В приемной появился Тригви с Бьорном. Он сразу понял, что Пейдж не настроена беседовать — она выглядела усталой и грустной. К тому же Бьорн со всей непосредственностью начал интересоваться, где же ее дочь и повреждены ли ее ноги так же, как у Хлои. Пейдж объяснила ему, что у Алли повреждена голова, а не ноги, на что он ответил, что у него тоже временами бывает головная боль и ему жаль, что Алисон страдает, как он.
Они оставили ей несколько сандвичей, а Тригви на прощание пожал руку. Она казалась такой маленькой, худой и усталой.
— Держитесь, — сказал он на прощание. Она кивнула, к глазам подступили слезы, но, когда она осталась одна, ей почему-то стало легче. Отчего-то людское сочувствие раздражало ее. Когда ей начинали выражать сочувствие относительно Алисон, она всегда принималась плакать. эту долгую ночь она провела на кушетке в комнатке при приемной. Лежала и думала, теперь у нее было для этого больше времени, чем когда-либо. Думала о Брэде, и как они были счастливы… как родилась Алисон, и какой та была чудной… Она закрыла глаза и вспомнила свой городской дом. Какая это была развалина, когда они его купили, и в какую конфетку они превратили его к тому времени, когда решили переехать за город и продать его.
Потом Пейдж стала думать об их загородном доме, о тех днях, когда родился Энди. Но мысли ее снова и снова возвращались к Алисон. Ей казалось, что она, совсем здоровая, стоит в этой комнате… Пейдж словно слышала, как она говорит, видела, как выглядит. Пейдж даже не удивилась, когда в полночь к ней зашла медсестра. Ее сердце словно предчувствовало, что нужно Алисон, и, когда сестра открыла дверь, Пейдж уже вскочила на ноги, зная, что от нее потребуется.
— Миссис Кларк?
— Да? — Все происходило словно во сне. Она не могла поверить, что это происходит с ней наяву, но с реальностью спорить нельзя.
— Я должна сообщить вам, что у Алисой возникли послеоперационные осложнения.
— Хирургам сообщили? — Сердце Пейдж сжалось.
— Они уже в пути. Но я подумала, что вы, может быть, захотите быть рядом с ней… Она все еще в послеоперационной, я могу проводить вас туда.
— Да, я бы хотела… — Пейдж пристально посмотрела на сестру. — Скажите мне, ради бога, она умирает?
Та немного поколебалась, потом ответила:
— Алисон угасает… Она в критическом состоянии, миссис Кларк. Хотя, может быть, она справится. — Такие уж они, эти сестры в послеоперационной — немедленно вызывают врача, а сами даже не задаются вопросом, будет ли пациент еще жив к тому времени, как подоспеет помощь.
— Я успею позвонить мужу? — Пейдж поразилась своему голосу, который звучал спокойно, словно она заранее знала, что произойдет. Она словно ждала этого. Она родила Алисон, она и будет с ней перед смертью. Хотя ее глаза были полны слез, она чувствовала в себе холодное спокойствие. Сестра покачала головой и направилась к лифту.
— Мне кажется, вам лучше подняться наверх. Мы сами позвоним вашему мужу, если хотите. У нас есть его номер телефона. — Пейдж не хотелось, чтобы Брэд узнал эту новость от сестры, но она не захотела отойти от Алисон.
В этот момент она должна быть рядом с дочерью. Пейдж чувствовала, что как бы далеко ни находилась душа Алисон, та слышала ее.
Ей дали халат и маску и проводили в палату. Алисон лежала, окруженная аппаратурой, на голове такие же повязки, что и раньше, но почему-то теперь она выглядела такой маленькой и спокойной.
— Привет, милая моя, — прошептала Пейдж, подходя к ней поближе. Она плакала, но испытывала не горечь, а радость от того, что видит дочь. — Мы с папой любим тебя… ты должна помнить об этом… и Энди. Ему не хватает тебя и мне тоже… нам всем не хватает. Но ты навсегда останешься с нами…
Сестра принесла ей, стул, и Пейдж села, взяв в свои руки руку Алисон, которая казалась такой хрупкой, безжизненной. Пальцы не сгибались, и рука одеревенела — следствие нарушений в работе мозга. Именно поэтому Пейдж и не хотела, чтобы Энди видел Алисон. Это было бы ужасное для него зрелище.
— Мы позвонили вашему мужу, — прошептала ей подошедшая сестра.
— Он едет? — спокойно спросила Пейдж. Она чувствовала не страх, а какое-то необъяснимое спокойствие и еще большую близость к Алисон. Теперь они были вместе — мать и дочь, связанные навеки не меньше, чем при рождении девочки. В каком-то смысле они составляли единое целое. Начало — и конец. Полный круг. Правда, она не думала, что все это случится так скоро, :
— но пока они все еще вместе.
— Он сказал, что не может оставить сына.
Пейдж кивнула. Он просто боится и не в состоянии заставить себя приехать в госпиталь. Но она его
