спросил Затишье.
– Они не очень-то жалуют Арен, – ответил Антилопа.
– Поэтому племена ненавидят империю?
Историк задумался, мгновенно распознав направление мыслей капитана.
– Да нет, не сказал бы. Малазанская империя свято чтит свои границы, поэтому прекрасно понимает нужды тех, кто находится рядом, в округе… В конце концов, широкие территории остаются местом кочевого промысла этих племен, а налоги весьма посильны. Более того, каждый раз, когда представители империи пересекают эти обширные земли, они платят хорошую компенсацию. Колтайн должен знать об этих тонкостях, капитан.
– По всей видимости, именно так и обстоят дела. Эти объяснения были нужны только для меня.
Антилопа оглянулся на беженцев, что шли слева. Лица, ряд за рядом, молодые и старые, покрытые толстым слоем пыли… Тысячи людей в последнем усилии пытались не думать об усталости. Однако Антилопа понимал, что каждый из них находится на краю, за которым отчаянный риск Колтайна.
«Кулак принял решение.
А офицеры артачатся, их гложет страшная неопределенность. Неужели Колтайн поддался отчаянью? Или он просто просчитал ситуацию на несколько шагов вперед?
Пять тысяч солдат…»
– Что ты хочешь услышать от меня, Затишье? – спросил Антилопа.
– Что у нас не осталось выбора.
– Ты можешь и сам подтвердить подобное утверждение.
– Нет, я не осмелюсь, – мужчина поморщился, а на его изуродованном лице появилась гримаса боли. Вокруг одного-единственного глаза собралось множество морщин. – Все дело в детях. Это же последнее, что у них осталось, Антилопа…
Резкий кивок историка прервал рассуждение капитана. Других слов просто не требовалось. Он смотрел на детские лица и понимал, что они хотят мира и невинности… Однако жизнь расставляла совсем другие приоритеты. Затишье, наверное, сам пришел к тому же самому заключению. Непреложная неприкосновенность в наших условиях не действует.
«Пять тысяч солдат отдали свои жизни за то, чтобы сейчас мы могли вести подобные рассуждения. Неужели все эти жертвы – романтическая глупость, которой не придали значения все наши воины? Неужели каждый солдат в самом деле понимает, что его первоочередная задача – отдать свою жизнь, например, за маленького ребенка? Неужели подобные мысли живут в головах тех мужчин и женщин, что сейчас со стертыми ногами еле идут у нас за спиной?»
Антилопа перевел взгляд на безымянную морячку и встретился с ее карими глазами… Складывалось впечатление, что она ждала этого нарочно, что все его страхи, мысли и сомнения находят понимание в этой маленькой головке.
Женщина пожала уцелевшим плечом.
– Мы настолько слепы, что не можем заметить очевидных вещей, Антилопа. Наша цель – защищать их достоинство. Вот так, все очень просто. Более того, в этом и заключается наша сила. Именно эти слова ты и хотел услышать?
«Я приму к сведению это маленькое замечание. В самом деле, никогда не стоит недооценивать солдат».
Санимон представлял собой огромный холм с плоской вершиной, достигающий в ширину полумили, а в высоту – тридцати размахов рук. Бесплодная равнина, располагающаяся на поверхности, была доступна всем царящим здесь ветрам. В Санит Одане, который начинался здесь, к югу от плато, остались с древних времен две перекрещенные дороги. Когда-то давно на месте плато красовался прекрасный преуспевающий город. Обе дороги, проложенные на прочном каменном фундаменте, были прямыми, как пики. Одна из них, направляющаяся к западу, имела название Пайненсан'м. Она вела к противоположному краю длинной каменной гряды, а потому в настоящее время практически не использовалась. Другая, по имени Санийхе'м, вела к югу, к древнему материковому морю Клатар. На высоте пятнадцати размахов рук дороги превращались в дамбы.
Клан Ворона Колтайна приблизился к дороге Санийхе'м, приняв ее за невысокий вытянутый холм. Южная треть самого Санимона представляла собой сейчас опорный пункт остальных виканов – конников и лучников кланов Безрассудных Собак и Горностая. Как только беженцы приблизились к восточной оконечности Санимона, стало понятно, что они нуждаются в защите с флангов. Большая масса войск двинулась вперед для того, чтобы поддержать восточный фланг. Силы Дона Корболо, вовлеченные в битву с обоими флангами, вновь потерпели поражение и разбили в кровь свои носы. Несмотря на то, что Седьмые были в меньшинстве, они замечали, как их противники падали на землю без серьезных ранений на теле; другие неприятели начинали выть от боли, как только каждый из них убивал по одному врагу. Прибытие конных виканских лучников сделало очевидным исход этой небольшой стычки, и на землю вновь опустилась тишина – короткая передышка.
Кулак Колтайн недвижимо стоял в одиночестве на краю плато, рассматривая южные границы одан. Его плащ из черного вороного пера развевался на ветру, вздымаясь под порывами высоко в небо. На расстоянии двух тысяч шагов, у противоположной линии гор стояло еще одно конное племя, оно медленно поднимало в бледно-голубое небо свои первобытные штандарты.
Подходя к нему, Антилопа не спускал с Колтайна глаз. Историк пытался поставить себя на место кулака, определить его ход мыслей, и тут же вздрогнул от ужаса. «Все дело вовсе не в недостатке воображения. Просто в данной ситуации я ужасно не хочу быть кулаком. Я не смогу нести его ношу даже одно мгновение. Каждый их нас сейчас погрузился в самого себя, каждый одинок…»
Колтайн начал разговор, даже не удосужившись обернуться.
– Кхерахн дхобри. По крайней мере, так называются на карте эти племена.
– Упорные соседи Арена, – подтвердил Антилопа. Услышав эти слова, кулак развернулся и расширил глаза.
