Скорее всего, это было игрой воображения, однако Антилопа мог поклясться, что в небесах послышался грубый хохот богов.
В армии Корболо никогда не было недостатка гвоздей, однако для того, чтобы прибить всех кричащих пленных к огромному количеству высоких кедров, окружающих Аренский путь, потребовалось полтора дня.
Десять тысяч мертвых и умирающих малазан смотрели на широкое, мощное сооружение древних архитекторов империи. Большинство глаз ничего не видело и не понимало – однако какая, в сущности, в этом была разница?
Антилопа был последним: ржавые металлические гвозди пробили его запястья и предплечья. Он оказался распростертым на огромном кедровом стволе, по которому спускались вниз ручейки крови. Еще несколько гвоздей прикрепляли тело в области лодыжек и наружной мускулатуры бедер.
Боль была не похожа на то, что испытывал историк на протяжении всей своей жизни. Однако хуже всего было ощущение того, что боль будет сопровождать тело до самого конца, до беспамятства. На память приходили картины тех распятых людей, которых он видел по пути к своему последнему приюту. Десять тысяч скрепленных цепями мужчин и женщин на протяжении трех лиг… И нет ни одного дерева, лишенного седока, сходящего с ума от страданий.
Подойдя к своему месту, Антилопа практически бессознательно понял, что подошел его черед. Привязав цепь, его подтащили к дереву и взвели на деревянные мостки, напоминающие эшафот. В следующее мгновение историк почувствовал холод гвоздей, которые начали раздирать его плоть. Не выдержав боли, его сфинктеры расслабились… Однако на запах никто не обращал внимания – в сложившейся ситуации это было совсем неважно. Но самые сильные страдания пришли тогда, когда из-под ног Антилопы убрали эшафот и вся тяжесть тела опустилась на несколько металлических стержней. Историк и не подозревал, насколько мучительны могут быть человеческие ощущения.
После того как из глубины души на протяжении нескольких часов изливался ужас в виде нечеловеческого дикого крика, наступило тихое, прохладное спокойствие. Блуждающие мысли приобрели строгую направленность.
«Призрак Ягута… Почему я сейчас думаю о нем? Почему я думаю о вечных мучениях? Какое мне дело до этого призрака? Какое дело мне сейчас до любого смертного, живущего на земле? Я жду Врат Худа – настало время для собственных воспоминаний. Сожаление и понимание ушли в небытие. Это же очевидно, старик. Тебя ожидают безымянная морячка, Булт, капрал Лист, Затишье, Сульмар и Мясорубка… Кроме того, по всей видимости, Кульп и Гебориец. Старина, ты прощаешься с миром незнакомцев и присоединяешься к миру друзей.
Так говорят священники Худа.
Это последний подарок. Я остался один в этом мире, один-одинешенек, поэтому настала пора с ним прощаться».
Призрачное лицо с огромными клыками вновь появилось перед его взором, и, несмотря на то что Антилопа ни разу его не видел, он моментально догадался, что оно принадлежало Ягуту. Нечеловеческие глаза твари наполнились диким сочувствием, а историк никак не мог понять природу этого чувства.
«При чем же тут твое горе, Ягут? Я не унаследовал вечной жизни, подобно тебе, однако в этом нет ничего плохого. Я больше никогда не вернусь обратно, никогда не испытаю страданий живых людей. Худ готов благословить меня, Ягут, поэтому не надо печалиться…»
Эти мысли отдавались в сознании историка еще несколько секунд. По прошествии их суровое лицо Ягута посерело, а затем растворилось. Вокруг Антилопы начала сгущаться темнота…
Она подкрадывалась все ближе, ближе, а затем поглотила историка целиком.
А с темнотой пришло избавление.
Глава двадцать третья
Лейсин издала свой приказ:
Спеши, Тавори, через моря,
Чтоб протянуть Колтайну дружескую руку.
Прибыв в назначенное место, опешила адъюнкт:
Там не осталось ничего…
Лишь несколько обглоданных воронами костей.
Ви
Калам набросился на несколько темных теней, которые ожидали его у основания невысокой покосившейся стены. Когда дело было сделано, он упал на землю и просто сгрудил еще теплые тела поверх себя. Затем убийца, тяжело дыша, несколько минут пытался прийти в себя.
Мгновение спустя на уличной мостовой послышались легкие шаги. Раздался раздраженный шепот.
– Они преследовали его, сидели в засаде, – раздался приглушенный голос оппонента. – И посмотри только, во что они превратились… Боги! Что же за убийца работает против нас?
Раздался женский голос третьего Когтя:
– Тем не менее он не мог далеко уйти…
– Конечно, не мог, – фыркнул командир, чей голос Калам услышал первым. – У него же нет крыльев, правда? Он не бессмертен, и его тело не способно противостоять металлу наших мечей. Мне надоело бормотанье о потусторонних силах, вы слышите меня? А сейчас – мигом рассредоточиться: ты направо, ты налево, – Калам почувствовал магию, которая исходила от лидера. – Я останусь в центре, – закончил он.
«Ага, и это значит, что ты окажешься первым в списке жертв, ублюдок!»
Калам услышал, как сопровождение предводителя разошлось по сторонам. Шаги затихли. Убийца точно знал методику слежки Когтя: два передовых разведчика медленно двигаются по флангам, а лидер,
