– Это миссис Эндрюс, – спокойно произнес Клейтон, представляя ее служанкам и пожилой кухарке, которая вышла из кухни в сопровождении еще двух девушек. Дворецкий был англичанином, и виду него был очень суровый; в доме чувствовались отличительные признаки того, что так нравилось миссис де Волф: смесь французского античного стиля с модерном. Клейтон уже предупредил Зою, что она может изменить все, что захочет, – ему хотелось, чтобы она чувствовала себя здесь дома. Но ничего переделывать Зоя не собиралась. Ей понравилось то, что она увидела, особенно широкие балконные двери, выходящие в заснеженный сад. Она, как ребенок, захлопала в ладоши, и он, рассмеявшись, повел ее наверх, в спальню с розовыми атласными покрывалами на постелях и великолепными канделябрами. Была тут и специально для нее выделенная туалетная комната, стены которой тоже были задрапированы розовым атласом; встроенные стенные шкафы сразу же напомнили Зое комнату ее матери. Все это великолепие никак не вязалось с несколькими Зоиными платьями, которые служанка уже успела распаковать и повесить.
– Боюсь, прислуга ожидала большего, – засмеялась она, переодеваясь в своей туалетной комнате к обеду.
Она только что выкупалась в роскошной мраморной ванне – не чета той, крошечной, в конце коридора, в квартирке у Пале-Рояль, которой приходилось пользоваться наравне с соседями. Все было как во сне; она даже не представляла, насколько богат ее суженый, ее спаситель, сколь высоко его положение в нью- йоркском обществе. По его мундиру и скромному поведению трудно было предположить такое.
– Почему ты не говорил мне обо всем этом?
– Это бы ничего не изменило.
Клейтон знал, что она его полюбила совершенно бескорыстно, и это тоже доставляло ему радость. К счастью, он не попался в сети к стареющим дебютанткам или дочкам подруг матери, разведенным или недавно овдовевшим, которые охотились за богатыми мужьями из благородных семей. Он прекрасно подходил для этой роли, но для Зои намного важнее было то, что он любил ее всем сердцем, что он спас ее от голодной смерти.
– Я всегда смущалась, когда рассказывала тебе о жизни в Санкт-Петербурге… Боялась, что ты сочтешь все это излишеством…
– О да, – засмеялся он, – очаровательным излишеством… как и моя обворожительная жена.
Она с изяществом облачилась в дорогое шелковое платье, однако Клейтон тут же вновь раздел ее.
– Клейтон!
Но она не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и отнес обратно на постель. Они каждый вечер опаздывали к ужину – к вящему неудовольствию дворецкого.
Слуги не питали к Зое добрых чувств, и она даже слышала, как они шепчутся у нее за спиной. Они прислуживали ей, но неохотно и при всякой возможности упоминали его прежнюю жену. Горничная умудрилась даже оставить журнал «Вог» в ее туалетной комнате, раскрытый на той странице, где Сесиль Битон восторженно рассказывала о своем последнем платье и о приеме, который она устроила своим друзьям в Виргинии.
– Она была красива? – тихо спросила мужа Зоя однажды вечером, когда они сидели у камина в их спальне. Здесь, в отличие от парижской квартирки, камин служил лишь украшением и для обогрева не использовался.
Зоя не раз с грустью вспоминала о князе Владимире, вынужденном дрожать от холода в своей неотапливаемой квартире, о других своих друзьях, умирающих от голода в Париже. Она чувствовала себя неловко за все то, что дал ей Клейтон.
– Кто? – переспросил, не поняв ее, Клейтон.
– Твоя жена.
– Ее звали Маргарет. Она очень хорошо одевалась, когда хотела. Но это можешь делать и ты, моя маленькая Зоя. Кстати, мы еще не занялись твоими покупками.
– Ты меня слишком балуешь. – Она робко улыбнулась и покраснела, и это тронуло его до глубины души.
– Ты заслуживаешь намного больше, чем я смогу дать тебе, – сказал он, заключая Зою в объятия.
Ему хотелось возместить ей все то, что она потеряла, все, что она выстрадала в Париже после бегства из России. Царское пасхальное яйцо было выставлено на камине в их спальне рядом с фотографиями его родителей в красивых серебряных рамках и тремя крошечными изящными золотыми статуэтками, принадлежавшими его матери.
– Ты счастлива, малышка?
Ответом ему была ее сияющая улыбка.
– Как я могу не быть счастливой?
Он представил ее своим друзьям, повсюду водил с собой, но оба они чувствовали молчаливую неприязнь других женщин. Зоя была красива, молода и в новых дорогих нарядах выглядела великолепно.
– Почему они так не любят меня? – Ей не раз становилось не по себе оттого, что женщины умолкали, когда она входила, старались ее избегать.
– Просто завидуют, – спокойно ответил Клейтон.
Он был прав, но в конце мая от тех слухов, которые распространялись, пришел в ярость и он. Кто-то сказал, что Клейтон Эндрюс женился в Париже на дешевой танцовщице… Кто-то даже вскользь упомянул «Фоли-Бержер», а какой-то пьяница в клубе даже спросил, танцевала ли она канкан, и Клейтон с трудом сдержался, чтобы не ударить его.
На приеме одна дама, наблюдая, как танцует Зоя, спросила другую даму, правда ли, что она была проституткой в Париже.
– Вполне вероятно. Достаточно посмотреть, как она танцует!
