– Да. – Она всегда говорила ему правду. – У нас не будет ни большого дома, ни автомобилей. Но у нас будет все необходимое… кроме папы… – Зоя почувствовала, что комок подступает к горлу. – Главное, мы вместе, дорогой. И всегда будем вместе. Помнишь, что я рассказывала тебе о дяде Николае и тете Алике и их детях, когда они вместе поехали в Сибирь? Они были смелыми и сделали из этого что-то вроде игры. Они всегда помнили, что самое главное – быть вместе, любить друг друга и быть сильными… именно так должны поступать сейчас и мы.
– Мы поедем в Сибирь? – Николай оживился, и Зоя улыбнулась.
– Нет, дорогой, не поедем. Мы останемся в Нью-Йорке.
– А где же мы будем жить? – Как и всех детей, его интересовали самые простые вопросы.
– В квартире. Мне надо будет найти квартиру.
– Красивую?
Зоя вдруг подумала о Машиных письмах из Тобольска и Екатеринбурга.
– Красивую, обещаю.
Николай вновь печально посмотрел на нее.
– Мы сможем взять с собой собаку?
Слезы снова навернулись ей на глаза, когда она посмотрела на Саву, играющую на полу с Сашей, а затем вновь перевела взгляд на сына.
– Конечно, сможем. Она ведь у меня с Санкт-Петербурга. – Зоя осеклась. – Мы ее не бросим.
– Я могу взять игрушки?
– Можешь, но не все… возьмешь столько, сколько поместится в квартире. Обещаю тебе.
Он немного успокоился и улыбнулся.
– Хорошо.
А затем его глаза вновь наполнились слезами: он подумал об отце и о том, что никогда его больше не увидит.
– Мы скоро переедем?
– Думаю, что да, Николай.
Он кивнул, обнял ее, а потом позвал Сашу и собаку, и они вышли из комнаты. Зоя сидела на полу, глядя им вслед, и молила бога, чтобы она стала такой же сильной, какой была Евгения Петровна… Но тут Николай на цыпочках вернулся в комнату.
– Я люблю тебя, мама.
– Я тоже люблю тебя, Николай… очень, очень люблю тебя…
Он подошел поближе и, не говоря ни слова, вложил ей что-то в руку.
– Что это?
Это была золотая монета, которой мальчик очень гордился. Клейтон подарил ему эту монету несколько месяцев назад, и мальчик всем ее показывал.
– Ты можешь продать ее, если хочешь. Тогда, может быть, мы не будем такими бедными.
– Нет… нет, милый… она твоя… Папа подарил ее тебе.
Но тут Николай выпрямился и, едва сдерживая слезы, сказал:
– Папа хотел, чтобы я позаботился о тебе.
Зоя была не в силах говорить, она вложила монету мальчику в руку и, крепко обняв его за плечи, проводила в детскую.
Глава 32
Райты разорились тоже. Кобина с дочерью организовали в клубе представление с песнями, нарядившись в широкополые ковбойские шляпы. Они с Биллом развелись, и дом на Саттон-плейс был продан за гроши.
Многие светские дамы продавали свои роскошные манто в холлах гостиниц; все шло на продажу. За исключением кровавого террора, картина была та же, что в Санкт-Петербурге 12 лет назад.
Их собственный дом на Лонг-Айленде готовы были купить примерно за те же деньги, что и автомобили.
Адвокаты Клейтона советовали Зое не торговаться.
«Никербокер»[5] почти ежедневно сообщал о новых скандалах. Автором этих скандальных хроник был Мори Пол; в то, о чем он писал, трудно было поверить: женщины высшего света становились горничными и продавщицами. Некоторым, правда, удалось избежать банкротства; но, когда Зоя смотрела теперь с улицы на свой дом, особняк казался мертвым. Зоины слуги тоже ушли, за исключением няни, которая присматривала за детьми. Саша, судя по всему, до сих пор не понимала, почему исчез Клейтон; Николай же стал задумчивым и тихим и постоянно спрашивал мать о том, где они будут жить, когда продадут дом. Эти вопросы свели бы Зою с ума, если бы ей не было жалко сына. В свое время она ведь тоже боялась русской революции. Его глаза были как бездонные зеленые озера, полные боли и тревоги. Когда он смотрел, как она укладывает в спальне свои самые скромные платья, он был похож на маленького опечаленного мужчину. Ей казалось, что изысканные вечерние туалеты от Пуаре и Шанель, Ланвена и Скьяпарелли ей теперь ни к чему, она связала их в узел и отдала няне, чтобы та продала их в вестибюле гостиницы «Плаза», – она шла на подобное унижение ради детей: на счету был каждый цент.
